К концу августа я набрался смелости и пригласил ее на свидание. Как я мучился — рискнуть или не рисковать, как я отчаивался, не в силах решить, что ей сказать, сколько раз, шагая к ее дому, я позорно отступал — все этого притупились в моей памяти, и единственное, что помнится ясно: как я вышел из рощи, когда они играли в бейсбол на лужайке, вышел робкий и пугливый, как единорог…
Шийла занимала среднюю позицию между первой и второй базой, выйдя довольно далеко за пределы площадки. Она вроде бы не удивилась, увидев меня — собственно говоря, она, кажется, вообще меня не заметила.
— Если твое место на второй базе, то надо до бы поближе подойти, — сказал я.
Она обернулась, я в упор принял на себя удар ее длинных рыжих волос и замечательно расположенных веснушек.
— Я играю за полем, — ответила она, — не люблю отвечать за базу.
— Да, тогда понятно, — поддакнул я, хотя понять этого не мог. — Завтра в Диксфорде в девять вечера играет оркестр, хочешь, пойдем?
Один из братьев запустил мяч над головой игравшего на левом краю. Она стояла и следила, как мяч улетал куда‑то к реке.
— А у тебя есть машина? — спросила она, не глядя на меня. Я пошел с главного козыря:
— Мы пойдем на каноэ.
Весь следующий день я наводил на него лоск. На нашей лужайке я перевернул каноэ вверх дном и надраивал каждый миллиметр стальной мочалкой с мылом, смывая струёй из шланга грязь, затем натирал замшей, пока каноэ не засияло, насколько алюминий может сиять вообще. Около пяти я спустил лодку на воду, расположив подушки поближе к носу, чтобы Шийле можно было откинуться на них, если она впадет в одно из своих задумчивых состояний. Посередине я пристроил отцовский транзистор, чтобы у нас была музыка на обратном пути… Машинально, не думая, я установил катушку «Митчел» на спиннинге «Плюгер» и приладил его на корме.
Я сказал, что сделал это машинально, потому что тем летом я никогда не расставался с удочкой. Когда я не переплывал реку взад–вперед, чтобы произвести впечатление на Шийлу, то тренировался забрасывать леску, а когда не забрасывал, то привязывал ее к ошейнику Тоски, нашего спаниеля, чтобы испытать силу торможения катушки, ну а когда не занимался всеми этими делами, я ловил на реке окуней.
Я слишком нервничал, чтобы усидеть дома, — задолго до назначенного часа забрался в каноэ и начал грести, описывая огромный круг с тем расчетом, чтобы причалить к мосткам у дома Шийлы около восьми. Так же машинально, как я захватил с собой спиннинг, я оснастил его большой блесной, свесил ее в воду, стравил немного лески, и тут же про все это забыл.
