Помнишь, когда ты была маленькая, скольких птиц мы пытались спасти? Не раз, когда утихало ненастье, мы находили в саду раненых птиц – зябликов, синиц, воробьев, дроздов, как-то мы подобрали даже клеста. Мы так старались выходить их, но почти всегда наши усилия были тщетны, и наш питомец умирал. Какое у нас тогда было горе! К этому трудно привыкнуть – ты переживала каждый раз. Похоронив птицу, ты вытирала слезы ладошкой и потом закрывалась в своей комнате, чтобы «приготовить место».
Однажды ты спросила меня: как мы найдем маму? Ведь небо такое большое и можно запросто потеряться. Я сказала тогда, что небо похоже на большой дом, где у каждого есть своя комната, и в ней все люди, которые любили друг друга, встречаются и уже больше никогда не расстаются. Ты ненадолго утешилась. Но потом, когда умерла твоя четвертая или пятая золотая рыбка, ты снова спросила: «А если всем места не хватит?» «В таком случае, - ответила я, - нужно закрыть глаза и повторять минуту подряд: «Комната, расти». И тогда сразу же комната станет больше».
Ты помнишь? Или твой панцирь так тесен, что ты думаешь: «Я уже не ребенок, все это глупости»? Я вспомнила об этом лишь сегодня, когда хоронила дрозда. «Комната, расти», - какая чудная мысль! Конечно, вместе с мамой, хомячками и золотыми рыбками, в твоей комнате, должно быть, уже полно народу - все места заняты, как на трибунах стадиона. Скоро в этот дом отправлюсь и я. Захочешь ли ты, чтобы я была в твоей комнате, или мне придется снять номер по соседству? Смогу я пригласить того единственного человека, которого любила по-настоящему? Смогу, наконец, познакомить тебя с твоим дедушкой?
О чем я думала тем сентябрьским вечером, с какими мыслями сошла с поезда на станции Порретта? Поверишь ли, в моей голове не было ни единой мысли. В воздухе стоял аромат каштанов. Первым делом я должна была отыскать гостиницу, где заказала номер. Я ведать не ведала, что уготовила мне судьба; в ту пору я наивно полагала, что все, что происходит в моей жизни, более или менее зависит от приложенных мной усилий. Но когда я поставила чемодан на перрон, ни о каких усилиях не могло быть и речи - мне уже ничего не хотелось. Или точнее, я мечтала лишь об одном: чтобы меня оставили в покое.
С твоим дедушкой я повстречалась уже в первый вечер, они с приятелем ужинали в столовой нашей гостиницы. Кроме нас в зале почти никого не было. Он с увлечением спорил о политике, и его тон сразу же вызвал у меня отвращение. Во время ужина он пару раз ловил мой взгляд и мог без труда догадаться о моих чувствах. Каково же было мое удивление, когда на следующий день я с удивлением узнала, что он и был врачом санатория! Минут десять он задавал мне вопросы о состоянии здоровья, потом попросил раздеться – и тут случился конфуз: я вдруг начала потеть, как будто совершала над собой большое усилие. Он послушал сердце и, рассмеявшись, воскликнул: «Ну и ну, как мы боимся!» Мне было страшно неловко. Он измерил мне давление, и столбик ртути подскочил до верхней отметки. Он спросил: «У вас гипертония?» Я сердилась на себя, повторяла мысленно: «Ты на приеме у врача, у него такая работа. Так волноваться – странно и глупо». Но все напрасно, я не могла успокоиться. Вручив расписание лечебных процедур, он на прощанье пожал мне руку и сказал: «Отдохните, как следует, расслабьтесь. Иначе даже воды вам не помогут».
