Несколько лет назад, отправившись на поезде из Триеста в Венецию, я оказалась в одном купе с женщиной-медиумом. Она была немногим младше меня, на ее голове красовался берет с помпоном. Разумеется, я не сразу догадалась, что она медиум – об этом я узнала из ее разговора с подругой.
«Представьте себе, - говорила она, глядя на расстилавшееся за окном плоскогорье Карсо, - стоит мне ступить на эту землю, я слышу голоса умерших, невыносимые, страшные вопли. Чем моложе был человек, когда за ним пришла смерть, тем громче он стонет». Потом она сказала, что если где-то на земле было совершено насилие, в атмосфере происходят необратимые перемены: воздух как бы заболевает, отторгает благие чувства и намерения и способствует новым актам насилия. Иными словами, там, где была пролита кровь, она прольется еще не один раз. «Земля, - подытожила медиум, - словно вампир, едва напьется свежей крови, стремится отведать ее снова, и с каждым разом ей нужно все больше».
Долгие годы я пыталась понять: может, над тем местом, где мы живем, висит какое-то проклятие? Я то и дело думаю об этом и не могу найти ответа. Помнишь, сколько раз мы взбирались с тобой на скалу Монрупино? Дул зябкий северный ветер, а мы стояли там часы напролет – было видно далеко, словно из окна самолета. Мы соревновались, кто первый разглядит горные вершины Доломитов, кто различит Градо и Венецию. Теперь, наверное, я уже не смогу взобраться высоко в горы, но стоит мне закрыть глаза, и я снова там.
Память может творить чудеса: я вижу все так ясно, будто и правда стою на вершине утеса. Я слышу любой звук, слышу шум ветра, запахи того времени года, которое выбрала. Я обвожу взглядом изъеденные ветром пласты известняка, вижу темный выступ Истрии, погруженный в лазурь моря, смотрю на все вокруг и спрашиваю себя в сотый раз: эта резкая нота, откуда она?
Я люблю эти края, и, возможно, оттого не могу найти ответ на свой вопрос; знаю только одно: характер человека определяет и местность, в которой он живет. Если я бываю ершистой, своенравной, если и ты такая, в этом виноват Карсо, изъеденные колким ветром горы, земля. Кто знает, если бы нашей родиной стали холмы Умбрии, может, мы были бы спокойнее, мягче. Не знаю, к лучшему или нет, что мы родились здесь. Трудно представить себе, как сложилась бы судьба в краю, где ты не жил вовсе.
Как бы там ни было, сегодня у нас случилось несчастье: утром я зашла в кухню и увидела в коробке бездыханное тельце дрозда. Уже в последние два дня он совсем притих, почти не кушал и часто засыпал. Наверное, он умер на рассвете. Я взяла в руки его маленькое, холодное тельце - головка болталась из стороны в сторону, как будто внутри сломалась пружинка. Мне захотелось согреть его. Я погладила его перышки, обернула его в тряпочку. За окном стояла стена дождя и снега. Я закрыла Бака в одной из комнат и вышла из дома. У меня нет уже сил брать в руки лопату, и я просто нашла клумбу, где земля помягче. Мыском туфли я прокопала маленькую ямку, положила в нее тельце, прикрыла землей, и прежде чем вернуться в дом, произнесла молитву, которую мы всегда повторяли, когда хоронили птиц. «Господи, прими эту маленькую душу, как Ты принимаешь души всех Своих созданий».
