— была обескровлена той осенью на реке Дранг, и хотя по официальным данным погибло около трехсот человек, я не встречал человека, включая и офицеров 1-й кавалерийской, который бы не считал эту цифру заниженной в 3—4 раза
[86].
Есть точка зрения, что Соединенные Штаты якобы ввязались в ненужную им войну только из-за своих шапкозакидательских настроений. Но после сражения на реке Дранг эта заносчивость стала с каждым днем таять, хотя высшее командование так от нее и не избавилось. После битвы на Дранге партизанская война не велась, разве что в дельте, и старая задумка северовьетнамского генерала Зиапа — овладеть Югом через горы, разделив страну на две части, — стала восприниматься вполне серьезно даже самыми влиятельными американцами.
Ну и местечко! Противник не считался ни с какими потерями. Когда закончился страшный бой за высоту 875 в Дакто, мы заявили, что уничтожено 4000 вьетнамцев, настоящая бойня: мы тоже понесли потери, но ни у кого не возникало сомнений в том, что американцы победили. Но когда мы добрались до вершины горы, то увидели там лишь четырех убитых северовьетнамцев. Четырех! Конечно, их погибло больше, на несколько сотен больше, но подсчитанных, сфотографированных и официально захороненных трупов оказалось лишь четыре. А где же их командир? Куда все подевались? Земля призраков. Там вообще все призрачно, и война тут ни при чем. Это место, где вы не владеете ситуацией. Что-то где-то мелькнуло — и вам придется за это дорого заплатить. Или, наоборот, не мелькнуло — и в этом случае вас тоже ждет расплата. Здесь с вами никто не станет играть в кошки-мышки, вас просто убьют за то, что вы сюда вторглись. Города носят имена, которые вызывают оторопь и холодок в костях: Контум, Дак-Мот-Лоп, Дак-Роман-Пен, Полей-Клен, Буон-Блех, Плейку, Плей-Ме, Плеа-Ви-Дрин. Даже двигаться через эти города или расположиться лагерем где-то рядом означает лишиться рассудка, и если я когда-то и лежал пластом, позабыв обо всем на свете, — то это было там, в горах. Вполне достаточно, чтобы американский командир рухнул на колени и взмолился: «О Боже! Сделай все по-нашему, хоть раз! У нас есть сила, так дай нам приемлемые условия!» Даже доблестная 1-я кавалерийская, хорошо вооруженная и мобильная, не добилась успеха в горах. Убили много их коммунистов — и это все, что удалось сделать, потому что большое число убитых коммунистов еще ничего не значит и ничего не меняет.
Син Флинн — фотограф, который знает о вьетнамской войне не понаслышке, рассказал мне, что однажды он стоял на огневой позиции с командиром батальона. Смеркалось, из долин полз туман, и вместе с ним наступала ночь. Полковник, прищурившись, долго смотрел вдаль. Потом повел рукой в сторону покрытых лесами холмов и горных хребтов, тянущихся в Камбоджу («Священную!»). «Флинн, — сказал он, — где-то там… целая 1-я северовьетнамская дивизия».
