Когда у девушки было хорошее настроение, она щедро отрывала нам одну, две, три полосы, а когда настроение било плохое, сердито бросала:
— Вы мешаете работать… Следующий?!
Однажды, поняв, что у девушки отличное настроение, я совсем обнаглел: уперся подбородком в стекло барьера и пропищал:
— А гашеных марок у вас нет? Которые не нужны…
— Откуда я их возьму? — строго спросила она.
— А вон… — Я показал глазами на столы внутри почты, где высились горы разноцветных конвертов и бандеролей с проштемпелеванными марками.
— Так это ж еще не доставленные адресатам почтовые отправления…
— Зачем же им марки?
— Мальчик, не имею права… Следующий?!
Посрамленный, красный как перец, я отошел от окошечка и стал разглядывать на купленных марках станции Московского метрополитена: его тогда только начинали строить.
Как-то мы прослышали в классе, что на почту поступили марки Спартакиады: все они в виде ромбов и такие красивые — глаз не отвести! На одной — футболист с ходу бьет по мячу, на другой — мчится лыжник, на третьей — теннисист…
Мы с Ленькой сбежали с последнего урока и помчались на почту.
У окошечка образовалась очередь человек в пятнадцать. Задние шумели и возмущались:
— Надо ж совесть знать, товарищ!.. Нельзя ж так, товарищ!..
Честно пристроившись в хвост очереди, мы прислушались.
— А вы, пожалуйста, не шумите! Я делом занят! — отвечал человек, стоявший у окошечка.
— Видим мы, какое дело! — раздавалось в очереди. — Как ребенок… Делать нечего. Какую очередь образовал!
— Дайте, пожалуйста, десять марок по копейке с капитаном Ворониным, десять трехкопеечных со Шмидтом… Так. А Леваневский у вас остался? Нет? Очень жаль, очень. Дайте тогда…
В этих словах, в этой просьбе было что-то такое знакомое, такое родное, что мы с Ленькой ошеломленно уставились на человека.
Он был в синем мешковатом костюме, из-под видавшей виды шляпы выбивались седые волосы. Еще минуты три стоял он у барьера, сунув голову в окошечко, и просил:
— Пожалуйста, осторожнее отрывайте, перфорацию не повредите. Эти вот марки я никак не могу взять: видите, как они оторваны — зубчиков не хватает. Замените, пожалуйста… Очень прошу.
— Да он нарочно! — кричал толстощекий гражданин в фуражке без звездочки. — Он издевается над нами!
Наконец человек в шляпе оторвался от окошечка, держа кончиками пальцев толстую пачку марок.
— Зачем ему так много? — шепотом спросил я у Леньки.
— Наверно, меняется… Для обмена берет.
— А что такое перфорация? Слыхал, он просил, чтоб не повредили ее?
