Из разговора я понял, что приехал он отдохнуть к бабушке.
«Точно в деревню», — подумал я, оглядывая со всех сторон москвича. По своей фигурке, щупленькой и юркой, он тоже не очень походил на настоящего москвича.
— А ты был на Красной площади? — спросил я вдруг.
— Был.
— Какая она?
Москвич пожал плечами:
— Как какая? Обыкновенная. Кирпичная стена. Спасская и Мавзолей. Часовые у входа.
— Да это я и сам знаю.
— Чего ж тогда спрашиваешь? Площадь как площадь.
— Красивая хоть?
— Красивая, — сказал москвич. — На ней только машин очень много. Как переходишь проезд Исторического музея, приходится долго ждать.
Я помолчал.
— А в Третьяковской галерее был?
— В Третьяковке-то? Кто ж в ней не был?!
— Ну как там?
— Странный ты какой-то… — Москвич подергал плечами. — Картины там. Очень много картин. За день не пересмотришь.
— Да что ты прицепился к нему! — налетел на меня Ленька. — Мы тоже хотим поговорить. — И стал расспрашивать про воздушные парады в Тушино и видел ли он Чкалова.
Мы присели на бревна, и я больше не задал москвичу ни одного вопроса. Из разговора я узнал, что зовут его Валей, но никто из нас не звал его по имени: за глаза — да и в глаза — мы стали звать его Москвичом.
— Ты сальто-мортале можешь крутить? — спросил Ленька.
— Я не циркач, — сказал Москвич.
— Пошли на Двину искупаемся.
— Хорошо, я только бабушку предупрежу, а то будет волноваться.
— А может, он и не москвич, ребята, а какой-нибудь самозванец? — сказал я, когда Москвич скрылся в дверях подъезда.
— Почему ты так думаешь? — спросил Вовка.
— Так, — сказал я, и это было все, что я мог сказать о нем.
Скоро открылось окно, Москвич высунулся из него и радостно крикнул нам:
— Иду! Бабушка разрешила!
И столько было в этом голосе радости и торжества, что я на миг усомнился: а может ли он плавать?
Плавать Москвич умел. Когда мы забрались на плот и разделись, я спросил у него:
— А с «дрыгалки» прыгнешь?
— С чего-чего?
И я сразу понял, что, наверное, только мальчишки Западной Двины знают это слово, а он живет на Москве-реке, и что, конечно, ни в одном словаре нет этого слова.
— Да вот с этой балки. — Я показал на «дрыгалку».
— Не пробовал, — признался Москвич, раздевшись.
Первым на «дрыгалку» опять полез Ленька. Он легонько пробежал по ней, потом повернулся лицом к нам на ее узкой плоскости. Я прямо-таки обмер.
— Ребята, кручу! — заорал Ленька, изо всех сил раскачивая «дрыгалку».
Она гнулась почти до воды. Он выжидал момент. Выждал — она с огромной силой подбросила его в небо, и Ленька, свернувшись калачиком, три раза перевернулся в воздухе и коленями и головой впился в воду.
