Висящая над кроватью лампа покачивалась из стороны в сторону, отбрасывая свет поочередно на стены. У меня создалось впечатление, что и весь дом стал качаться как маятник… Протянув руку вверх и остановив неприятное покачивание лампочки, я стал внимательно осматриваться вокруг.
На стенах комнаты Фреда висели картины классической живописи: Моне, Маглиони и ряда других художников. В основном это были репродукции из иллюстрированных журналов.
Подойдя к шкафу, я открыл дверцы. На вешалке я увидел пиджак, несколько рубашек на полке, а внизу — пару блестящих черных сапог. Учитывая, что Фреду было уже за тридцать, его гардероб был очень скуден.
Затем я пересмотрел стоявшие на полке книги. Это были дешевые издания работ, посвященных исследованию искусства, культуре и технологии. Кроме того, несколько томов по психоанализу и психиатрии. Лишь две из книг Фреда показались мне знакомыми по содержанию: «Психопатология социальной жизни» и «Правда Гандхи». Подбор литературы мне показался довольно необычным. Он мало что добавил к портрету преступника, если, конечно, Фред Джонсон им был. В этом, правда, я стал сомневаться все больше и больше…
Закончив беглый осмотр комнаты Фреда и ничего не обнаружив интересного, я спросил у его отца:
— Джери, скажите, мог бы кто-нибудь войти в дом ночью незаметно, прокрасться в комнату Фреда и взять там картину?
Он пожал своими толстыми плечами:
— Думаю, что все возможно… Лично я ничего не слышал этой ночью, но обычно я сплю очень крепко.
— А может это вы сами взяли эту картину из комнаты Фреда? — спросил я на всякий случай.
— Да что вы! — возразил он, сильно качая головой от возмущения. — Я ведь не такой идиот, чтобы обокрасть Фреда, собственного сына. Он единственный из всех нас имеет хоть какое-то будущее…
— Вы живете в этом доме только втроем: Фред, вы и миссис Джонсон? — уточнил я.
— Да. Когда-то здесь жили еще квартиранты, но это было давным-давно.
— Так что же могло случиться с картиной, которую накануне принес в свою комнату ваш сын? — задумчиво спросил я, адресуя вопрос скорее самому себе, чем старому Джонсону.
Старик опустил голову, подумал, а потом тихо ответил:
— Я вообще не видел эту картину. Вы сами видите, как протекает здесь моя жизнь… Шесть-семь лет после войны я провел в госпитале для ветеранов. Там я находился преимущественно в полубессознательном состоянии. Да и сейчас мои дела немногим лучше… Время идет, а я даже не знаю точно, какой сегодня день недели… и не хочу этого и знать. Я больной человек, вот и все! Не могли бы и вы оставить меня в покое со всем этим?
