— Вы считаете Гримеса способным на такие дела? — спросил я ее напрямик.
Этот вопрос, похоже, был лишним. Миссис Хантри прикусила губу, прежде чем ответить.
— О репутации Гримеса я не могу говорить ни с вами, ни с кем-либо другим… Он был другом Рихарда еще в Аризоне.
— Но не вашим другом? — упорствовал я, стараясь уточнить интересующий меня вопрос.
— Я предпочла бы не касаться этой скользкой темы, — еще более твердо проговорила миссис Хантри. — Поль Гримес помог моему мужу в то время, когда это имело для него большое значение. Но люди, к сожалению, постепенно меняются… Впрочем, все это относится ко всему… Я стараюсь, как могу, удовлетворять интерес общества к своему мужу и его оригинальным картинам. Хотя должна заметить, самые разные люди хотели бы сделать капитал на его творчестве…
— Один из них мог быть и Фред Джонсон? — задал я не очень приятный для нее вопрос, который застал ее, похоже, врасплох.
Миссис Хантри как-то неловко потрясла головой, заставив свою аккуратную прическу закачаться при этом, как маленький серый колокол.
— Фред увлечен творчеством моего мужа… Но я бы не утверждала, что он хочет на этом заработать… — С минуту помолчав, она добавила: — Может, это Рут Бемейер обвиняет Фреда в краже той картины?
— Его имя действительно упоминалось в связи с этим, — спокойно ответил я.
— Но ведь это абсолютная чепуха! У Фреда Джонсона достаточно, насколько я знаю, хороший вкус, чтобы обнаружить фальшивку…
— Мне хотелось бы с ним поговорить. У вас случайно нет его адреса?
— Могу в этом помочь, — попросив меня подождать минуту, миссис Хантри ушла в кабинет.
Вскоре она вернулась с листком бумаги, пояснив:
— Фред живет с родителями на Олив-стрит, 2024. Но будьте с ним поаккуратнее. Это очень уязвимый, обидчивый парень. В то же время он большой поклонник творчества моего мужа.
Поблагодарив за помощь, я ушел из музея.
Дом Джонсонов стоял в ряду других таких же строений, построенных, наверное, в начале века. Это был район второсортных отелей, скромных старых домов, врачебных кабинетов и невзрачных контор.
Даже среди всех этих малосимпатичных построек жилище Джонсонов казалось более запущенным, чем остальные. Оно господствовало на участке, заросшем пожухлой травой и бурыми сорняками. Явное запустение сопутствовало ему во всем.
Я громко постучал в дверь. Казалось, внутри этого ветхого пристанища все медленно и нехотя пробуждается к реальной жизни от долгой спячки. Лишь через несколько минут послышалось, как изнутри кто-то стал спускаться по лестнице, тяжело по ней ступая. Я терпеливо ждал.
