— И стал еще грязнее!
— Чистым я его сроду не видывал!
— О, да вы просто забыли. Начинал он свою карьеру еще вполне опрятным человеком.
— Разве? Вот что значит имя! Я не могу его представить себе даже мало-мальски чистоплотным.
— Знаете, что я думаю? Он, верно, и сам не может. Такое прозвище хоть кого одолеет.
Гнус припустился вверх по тихой уличке, ибо его внезапное прозрение нуждалось в немедленной проверке. Роза Фрелих — это та самая танцовщица-босоножка, к которой приковано всеобщее внимание. Она должна была приехать в город и выступить в зале Общества поощрения искусств. Гнус теперь отчетливо вспомнил, при каких обстоятельствах рассказывал об ее приезде учитель Виткопп — член упомянутого общества. Он подошел в учительской к своему стенному шкафчику, отпер его, положил туда кипу контрольных тетрадей и объявил:
— Вот наконец и мы полюбуемся на знаменитую Розу Фрелих — босоножку, исполняющую греческие танцы.
Гнус, как сейчас, видел перед собой самоуверенную физиономию Виткоппа, его косой взгляд из-под пенсне и губы, которые он сложил трубочкой, чтобы выговорить: Роза Фрелих. Никакого сомнения! Он сказал именно — Роза Фрелих. Гнус расслышал все четыре слога, манерно произнесенные Виткоппом, и его раскатистое «р». Как это он раньше не вспомнил! Ясно, что Роза Фрелих прибыла в город и Ломан уже успел вступить с ней в связь. О, теперь он их обоих «поймает с поличным».
Он уже пробежал добрую половину Зибенбергштрассе, как вдруг на одну из витрин с грохотом опустились жалюзи; Гнус обомлел. Он чувствовал себя уничтоженным, это была витрина нотного торговца Кельнера, который обычно продавал билеты на выступления приезжих актеров и знал о них все подробности. Нет, сегодня ему, видно, не настигнуть эту пару!
Все-таки он не мог и подумать, что вот сейчас придет домой и усядется за ужин. Им овладела охотничья страсть. «Один последний заход», — решил он. На Розмаринвег Гнус остановился, потрясенный, перед кособокой лесенкой. Она круто вела к узкой двери с вывеской: «Иоганнес Риндфлейш, сапожных дел мастер». Ни в одном из двух окон лавки не был выставлен товар; стояли только горшки с цветами. Гнус пожалел, что счастливая звезда не сразу привела его к обители этого добропорядочного и незлобивого гернгутера,[5] никогда не осквернявшего своих уст бранью и не строившего обидных гримас; уж он-то, наверное, даст ему исчерпывающие сведения об актрисе Фрелих.
Гнус толкнул дверь. Колокольчик зазвенел; приветливый звук еще долго трепетал в воздухе. Полумрак окутывал заботливо прибранную мастерскую. Дверь, раскрытая в соседнюю комнату, служила рамкой мягко освещенной картине — сапожник за ужином с чадами и домочадцами. Подмастерье жевал свой кусок, сидя рядом с хозяйской дочерью. Малыши уплетали картошку с колбасой. Отец семейства поставил пузатую бутылку с черным пивом подле лампы, встал и вышел из-за стола навстречу клиенту.
