Сам-то он никогда не мог, поставив перед собой цель, стремиться только к ней, даже футбол не был исключением. Он работал усердно, отдавал всего себя играм и тренировкам, но в свои свободные часы занимался другими вещами, которые тоже любил: рыбной ловлей, теннисом и чтением. Он оправдывал себя тем, что стремится расширить свой кругозор, что у него многообразие интересов, но иногда, в глубине души, сознавал, что это всего лишь предлог, чтобы скрыть свою несобранность.
Элизабет же явно предана своему делу. У нее как-то само собой выходит так, что все, что бы она ни делала, всегда имеет какое-то отношение к работе. Интересно, позволяет ли она себе расслабиться, делает ли что-нибудь для собственного удовольствия, исключая выходку с его кепкой? Он улыбнулся, вспомнив о забавном эпизоде. Единственный раз она продемонстрировала перед ним, что обладает и чисто женскими качествами вдобавок к своей, что ни говори, раздражающей преданности делам фирмы, известной своей чванливой консервативностью. Видимо, это связано каким-то образом с ее отцом. Чем же другим можно объяснить то, что она работает в такой фирме? Он размышлял над этим, наблюдая, как она расспрашивает продавщицу об игрушечных солдатиках. Ее светлые волосы растрепались от сквозняка, на щеках золотился загар, а в целом она выглядела более счастливой, чем в тот день, когда он впервые встретил ее в конторе у Чарли. На лице читалось оживление, в глазах — веселый блеск. Ему хотелось верить, что такая перемена произошла благодаря ему.
Ладно, пусть он высокого мнения о себе! По крайней мере, он этого не скрывает!
— Чем могу служить, сэр?
Майкл оглянулся: к нему приближалась другая продавщица.
— Ничем, благодарю! Я просто жду подругу, — он кивнул головой в сторону Элизабет и поймал себя на том, что слово «подруга» застряло в голове. Он никогда не считал Элизабет Палмер своим другом в прошлом. Она скорее была его немезидой — богиней мщения, занозой в душе, девушкой, чье присутствие вызывало в нем дух противоречия и стремление доказать свое превосходство над ней. Но, как убеждался он теперь, в его душе всегда оставалось место и для другого, более глубокого чувства к ней, в котором он прежде себе не признавался.
— Майкл, что ты думаешь о них? Твоим племянникам понравятся? — Элизабет показала ему пару подобранных ею клоунов. — По-моему, они восхитительны!
Он почти не видел игрушек. Его взгляд был прикован к ее лицу — к восхищенно светившимся карим глазам, к нежным очертаниям мягких полуоткрытых губ. Поэтому он просто кивнул и пробормотал единственное, что уловил из всей ее фразы:
