— Сколько ж ей теперь годочков? Скоро шестьдесят. А выглядит неплохо. Вот только голова совсем белая, — хмыкает Захар.
Прошла неделя с того дня, как он ушел из семьи. За все это время никто из домашних не навестил и не позвонил человеку. Его забыли, вычеркнули из семьи и не вспоминали, словно его и не было. Человек ворочался ночами, долго не мог уснуть. Было обидно и больно.
— Всю жизнь на них положил, а что получил в ответ? Черную неблагодарность и хамство! От жены и внучки досталось по полной программе, за все разом! Другие мужики жили для себя, бегали по подружкам и кабакам, ходили в теплые компании,
всегда имели «подкожные» деньги. Никогда не отдавали в семью «левый» заработок. Жили весело. Им есть, что вспомнить. Они и сегодня тусуются неплохо и за них в семьях держатся, ими дорожат. А я весь до копейки выворачивался наизнанку, потому перестал быть нужным. Меня попросту выплюнули. Кому интересен дурак? — вспоминает прожитое.
— Хотя, не один я такой отморозок. Вон и Толик, Илья, тоже на бабье попались. Или что, все мы идиоты? Да разве высчитаешь всякую сволочь? Моя стерва столько лет прикидывалась путевой, а нынче вона как хвост подняла, она всю семью содержала! Интересно, а куда девался мой заработок? Ведь всю жизнь подрабатывал помимо мастерской. Вечерами и в выходные мантулил на заказ. Шил обувь людям. Неплохие «бабки» имел. Редко заначку оставлял. Да и что зажилишь, коль Валька все карманы шмонала. От нее не спрячешь. Ладно бы сама, а то и дочку с внучкой научила этому. Случалось, выудят червонец, аж визжат от радости. А потом на него, на Захария косятся целый день. Как же, пропить хотел, от семьи украсть.
Захарий и теперь этого забыть не может. Случалось, соберется в баню с мужиками, у жены копейки не выпросить. У нее все в кулаке зажато. Вот и прятал заранее, чтоб на бокал пива свои иметь. Жена никогда не говорила, сколько чаевых получила. Уходила от таких разговоров. Но Захар не раз слышал, как баба хвалилась подружкам, сколько ей отслюнили за свадебную прическу, вечернюю укладку, модную стрижку. Он молчал, что знает о них. Не знал лишь, куда девались эти деньги.
— Да черт с ними, в конце концов! Я никогда не надеялся на ее заработок. Другое злит, что я дармоедом стал. И это при пенсии! Ведь надо такое ляпнуть, что пенсия не заработок! Ею оплачивают учебу. А и я должен платить за свое проживание в квартире, за свет и газ, за телефон и воду, за отопление и мусоропровод. Это ж надо что придумали. Такое ни одному мужику не говорили. Во всяком случае, никто не жаловался. Выходит, я самым ненавистным стал, — думает человек с горечью.
