Она знала, что такое война. Это когда все, что было твоей жизнью, твоей милой, только открывающейся перед тобой жизнью, переполненной начинающими сбываться надеждами, домашним теплом, ослепляющей широтой, безбрежностью мира, - все разом безобразно и грубо рушится совсем так же, как рушатся стены домов от бомб: гудение самолетов в вышине, отдаленные удары и потом нарастающий свист, уже близкий удар, и стена старого, с самого детства привычного, знакомого, такого надежного дома - неподвижная, неколебимая - вдруг оживает, приходит в движение, начинает клониться и, разваливаясь на лету громадными кусками, с балконами, расколотыми пополам квартирами, обнажившимися спальнями и уборными, рушится, рушится, и с земли взлетает облако праха и пыли. И когда оно рассеивается - дома больше нет.
Теперь в ее жизни уже осело облако взметнувшейся пыли и пепла, все улеглось, и вот тишина во дворе райзаготконторы в заросшем травой городишке, и все, что есть теперь у нее в жизни, - место у пишущей машинки, тюфяк на дощатом топчане, набитый шуршащим сеном, четыре стены комнаты, бывшей лавочки, ход прямо с улицы. И железная кровать, на которой спит отец.
Даже воспоминаний у нее еще не было, ведь жизнь только-только начиналась, только начинали сбываться ее предчувствия близости счастья. Даже ее первое белое платье на гулянье в лунную ночь, которая скорей была поздним лунным вечером, с гитарой, пением, сильным запахом цветов табака на дачной клумбе - после того, как она сдала экзамены в институт, - даже это было только ожиданием и не могло стать воспоминанием, просто они жадно заглядывали вперед и им всем было так хорошо, что и гуляли-то они все вместе, кучей, чуть не всем классом!
И сейчас где-то за далекой линией фронта еще есть - "иль это только снится мне?.." - родной ее город. Но там все равно уже нет ее дома, нет больше мамы, нет подруг и многих мальчиков уже нет в живых, а где-то в Сибири, куда эвакуирован институт, в нетопленных аудиториях, в студеных общежитиях продолжается жизнь, там какие-то счастливцы все-таки учатся, живут вместе, переходят на следующий курс - на второй... на третий! А вершина ее взлета - первый курс - теперь так и останется навсегда ее жизненной вершиной, ее Эверестом!.. И самое странное, что после того, как оборвалась ее жизнь, после того, как мама перестала шептать, держась за ее руку, и в последний раз, погасив глаза, закрылись ее веки там, на клеенчатом диване домоуправления; после того, как отец начал забывать и путать время и, позабывшись, отстал от их эшелона и она только через несколько недель его нашла в чьем-то сарае, беспомощного, грязного, в такой апатии, что он не хотел даже оттуда уходить, а потом уцепился за ее руку и попросил поесть, и с тех пор она стала ему матерью, а он - капризным и требовательным ее ребенком, и она кое-как, даже трудно вспомнить, как именно, дотащила его до Мокшанска, отмыла, отстирала и стала кормить, самое странное и удивительное, что после всего этого жизнь все-таки опять как-то устроилась, убого, бессмысленно, бесполезно.
