— Юрик! Кому сказала! — Это, несомненно, была мать.
Юра приостановился, перевёл дыхание, сквозь щель в плетне увидел мать, растерянно оглянулся и всё понял: невдалеке, невольно его выдавая, стояли Санька и Артур и смотрели на него. «Может быть, мать решит, что ребята глядят на поросёнка?» — подумал Юра и захрюкал по-поросячьи. Но разве мать проведёшь? Опасность отсрочки предстоящего похода к котловану надвигалась неотвратимо. И всё-таки надо попытаться задобрить мать. В запасе у Юры был один безотказный способ: мать прощала ему всё, если он учил уроки или читал. Юра тут же прилёг под плетень и раскрыл «Родную речь».
— Я кому сказала! Ты глухой? Ты чего задумал?
— Вот уж и почитать нельзя. Когда Надя читает, так ей сколь угодно, а мне нельзя. Вот вам и учись на четвёрки и пятёрки.
— А ну встань! Я тебе! — В руках у матери был тонкий ивовый хлыстик, и Юра, принимая меры предосторожности, на всякий случай встал. — Кто читает под плетнём? В пыли! Дома мало!
— Мне Цыбулька мешать будет. Он мне всегда мешает.
— Марш обедать! Погонишь гусей на котлован.
У Юры от выпавшего неожиданно счастья сильно заколотилось сердце, но он ничем не выдал свою радость, боясь, что мать разгадает его замысел. И мать очень удивилась, не заметив радости.
— Мама, я обедать не буду, не хочется.
— Торопишься искупаться?
— Вот ещё, мне вовсе не хочется на котлован, сиди, карауль гусей, — схитрил Юрка. — Чего уж тут хорошего? А ничегошеньки.
Глава третья. Незнакомец с гусем
Юра приготовил отличный хлыст для гусей, достал с чердака наганчики и спичечный коробок с десятью спичками, сделал несколько трубок из старого камыша, положил в карман ножичек и увеличительное стекло. После этого задумался: ничего не забыл?
Цыбулька мешал как только мог, повсюду волочился за ним, канючил, просясь в поход, и невольно узнавал Юрины тайники, в которых хранились самые необходимые для его жизни вещи — «Конструктор», спички, ножичек, две фотографии обратной стороны Луны, план похода к Иртышу, вырезки из журналов всех советских и американских космических кораблей, азбука Морзе.
— Юрик! — крикнула бабушка. — Чего Витенька плачет? Юрик! Чтоб тебя? Юри-ик!
— А я почём знаю? У него лишние слёзы, глаза вон на мокром месте, вот и плачет.
— Юрик, возьми Цыбулечку на котлован, но гляди, Юрик! Боже сохрани! Ты меня, Юрик, слышал али нет? Вода нынче ледяная, так и схватит судорога.
— Я один только разик — и всё, бабуся.
— Ах ты, аристократ такой! — выглянула бабушка из сеней. Это было её самое ругательное слово — «аристократ». — Я тебе сказала или стенке? Тебе что в лоб, что по лбу! Смотри, Юрик, смотри! Витенька маленький. Мать с тебя из-за него три шкуры спустит. Она тебя из дома выгонит, как чужого, и помнить не будет, — стращала бабушка. — Она тебе, она тебе…
