Забот по горло — и никак времени для шахты не найдем. А у них там как раз слияние произошло: шахтком и Совет стали единой и единственной властью и как будто сразу поумнели. Позвали из уезда другого комиссара. Здоровенный мужик, тоже из шахтеров, революцией занимался еще с пятого года. Жизнь прожил — ого! И в тюрьме-то он сидел, и на каторгах-ссылках мыкался, бегал и в Питер, и в заграницу, и по дороге чему только не обучился, одних книг прочитал не перечислить, в столице власть брал вместе с большевиками, почти всех вождей знал — за ручку здоровался. А так — простой мужик! Из наших. И такую речь повёл — и всё понятно, и любо слушать.
Шахтком говорит:
— Они саботажники! Они буржуйские прихвостни! Пьют и мясо жрут!
А комиссар им разъясняет (шахткому, этому временно-пришлому):
— Они своим трудом всё это заработали. Вдумайтесь! Заработали! А буржуи откуда здесь? Они (это мы, значит) и хвоста буржуйского никогда не видали. Какие же прихвостни?! Пьют? Пьют! Так ведь не в шахте. Мясо жрут? Они же его сами и вырастили, и в тайге добыли. А ты не пожри мяса, сядь на одну картошку — много ты угля наломаешь? Мясо жрать надо обязательно! Голодный и слабый шахтер — это жертва капитализма. Революционный шахтер должен быть могучим, как богатырь Илья Муромец. Кайлом взмахнет — сразу полная вагонетка угля. А дай ему винтовку и шашку для защиты революции — он и тут взмахнет богатырской рукой, и покатятся поганые головы гидры контрреволюции. Ребята! Шахтеры! Кто записывается в Красную Гвардию?
Тут мы не сразу его и поняли. Приехал мужик звать нас на шахту вернуться, а сам тут же и в какую-то гвардию переманивает. Шахтком тоже смотрит на него с удивлением. А тот ладонью показывает, мол, не бойтесь, я всё правильно делаю. И опять к нам:
— Кто у вас самый революционный шахтер?
Народ молчит, потому что у нас таких вроде и не водилось.
— Разъясняю: есть у вас такие храбрые мужики, которые еще до революции царской власти сопротивлялись, еще тогда заявляли свой протест и несогласие с жандармско-полицейским режимом?
Кто-то из наших, услышав «полицейский» и, видно, вспомнив покойного урядника, закричал:
— Так это же Ваньша Черемных! Он еще в шестнадцатом был несогласен с урядником, а прошлым летом и вовсе убил его из протеста!
— Выходи на люди! — приказал комиссар. — Пусть весь трудовой народ вглядится в революционного героя!
Ваньшу вытолкали вперед, комиссар затащил его к себе на крыльцо шахтоуправленческой конторы (теперь уже конторы объединенного шахтсовета), что-то спросил у него и зычно скомандовал:
