— Я почему-то никого не люблю, — сказала с огорчением Леля.
— А я Богдана люблю. Ни для кого больше в моем сердце нет места».
Заставившее меня снова улыбнуться признание бабушки Фаро свидетельствует, видимо, о том, что брат заменял ей не только родителей, утраченного бога, но и возлюбленного.
«Узнав о его смерти в 1911 году, — сказала она однажды, — я долго плакала по ночам, ослепла от слез и несколько дней ничего не видела».
Снова и снова возвращался я к химическим реакциям на листке, обнаруженном в бабушкиных бумагах, Некоторые из структур оказались столь необыкновенны, что написать их мог разве что студент-фантазер, которому любой современный преподаватель без колебаний поставил бы двойку. Однако химические взаимопревращения были объединены в общую довольно стройную схему, и я подумал, что формулы написаны на основе какой-нибудь устаревшей теории, о которой я ничего не слышал по той причине, что о ней все забыли. Тогда я стал рыться в старых изданиях, в давних публикациях, прежде всего в работах Алексея Николаевича Баха — патриарха отечественной окислительной химии. Того самого Баха, который вместе с Германом Лопатиным занимался объединением народовольческих организаций, уцелевших от разгрома, и в начале восьмидесятых годов создал киевскую организацию «Народной воли».
Поиски не потребовали много времени. Тогда эта область органической химии занимала всего лишь небольшой островок. Это теперь она — огромный континент.
Как и следовало ожидать, ничего похожего на те формулы я не нашел.
Рядом с промежуточной структурой V стоял жирный вопросительный знак. Такой же знак подле казавшейся столь же невероятной структуры поставил и я, когда потребовалось объяснить наблюдаемый химический эффект с помощью веществ, от которых подобного действия невозможно было ожидать.
Таким вот довольно причудливым образом встретились мы впервые с Богданом Кнунянцем в химической лаборатории в 1899/1973 году, а несколько позже, когда я знал уже почти все о происхождении вопросительного знака, поставленного во время экзамена по химии профессором Павловским, мы стали работать вместе, в одном направлении, как бы соединившись в одно целое.
Двусмысленное положение студента дореволюционных времен мешало мне воспринимать мощный поток ежедневной информации, которую во что бы то ни стало хотели впихнуть в меня ее неисчислимые современные средства. В то же время уже живущий во мне Богдан жадно следил за прессой в надежде уловить признаки пробуждения общественного сознания.
