Суд над судом | страница 65
— Если напоишь меня чаем, — сказал Богдан, — я попытаюсь на примерах, которые у тебя не получаются, показать, что математика — увлекательнейшая наука.
— У меня нет к ней способностей.
— Что за чепуха — нет способностей! Если хочешь знать, ты типичный математик. У тебя на лице написано.
Коля нервно засмеялся, закашлялся, снял очки и протер их носовым платком:
— Давай же зайдем. Ты чаю хотел.
Они вошли в глухой колодец двора и поднялись по темной, мрачной, дурно пахнущей лестнице.
Коля жил вместе с матерью и старшей сестрой в небольшой трехкомнатной квартире, но сейчас никого дома не было. Коля открыл дверь, пригласил гостя в комнату, а сам пошел заваривать чай.
— Давай посмотрим, что у тебя там, — сказал Богдан, как только Коля вернулся.
Коля не без смущения достал учебник, листы бумаги и карандаш. Богдан быстро набросал несколько строк, и они углубились в систему дифференциальных уравнений.
— Это понятно, — сказал Коля. — А дальше?
— Дальше? — прикусил Богдан кончик карандаша. — Да, действительно, как же дальше?
— Может, так? — робко предложил Коля.
— Попробуем.
— Ну и так, — отобрал он карандаш у Богдана.
— Прекрасно.
— И…
— И все, — сказал Богдан. — Уравнение решено.
Коля с удивлением смотрел на него.
— Да как же это?
— Очень просто, — сказал Богдан, довольно потирая руки. — Фокус-покус. Я ведь говорил…
— Не понимаю, — растерянно пробормотал Коля.
— Тут и понимать нечего. Чтобы решить это уравнение, тебе требовалось напоить меня чаем. Только и всего.
— Ой, — воскликнул Топов, — совсем забыл! — и выскочил из комнаты.
Потом, уже за чаем, Топов принялся философствовать о призвании, о внутренней свободе, а также о том, как случаен выбор человеческого пути.
Почему, задавал он риторический вопрос, люди так плохо знают себя, почему они непременно расходятся в разные стороны и идут по пути заблуждений, ибо заблуждений великое множество, а истина одна. И так далее в таком духе.
— Потому, — ответил ему на это уже собравшийся уходить Богдан, — что если бы все шли в одну сторону, то земля бы перевернулась.
«Новое несчастье, — восклицает бабушка в своих записках, помеченных декабрем 1903 года. — Какие-то безумные письма стала я получать от Кирилла Грошева. Присылает целые тетради своих стихов, а мне читать некогда: то уроки, то подготовка к занятиям в школе или пропагандистском кружке. Все вечера проводит под нашим окном в ожидании, когда я вернусь из Балаханов. Он такой одинокий и несчастный. Когда был совсем маленьким, вся их деревня вымерла от какой-то заразной болезни. С тех пор пошел по людям. Кем только не был, где не скитался! После долгой босяцкой, бесприютной жизни попал сначала в Тифлис, потом в Баку. Устроился в редакции газеты разносчиком. Начал учиться, быстро пошел вперед, сдал программу за пять классов. Писал стихи. Нелепый, неорганизованный, талантливый…»