Ведь Ангола — это свои, африканцы, у которых под боком — расистская тогда ЮАР. Ангола — это тоже бывшая португальская колония, которая также получила независимость в тот год.
Помимо этого и у власти в Анголе — такое же левое движение МПЛА. Но ангольские власти сразу же и столкнулись с врагами. Внутренний враг — антикоммунистическое партизанское движение УНИТА. Внешний — ЮАР. Против этих врагов и ехали воевать кубинцы. А власти солидарной Республики Кабо-Верде готовы только к таким щепетильным совместным проектам, как транзит через свой остров Сал кубинских солдат и военных грузов.
И вот теперь решим простейшую задачу. Почти школьную. Мы знаем, зачем Кубе нужен был остров Сал. Мы знаем, какие у «Кубаны» имелись самолёты. Мы знаем, какое у этих самолётов «плечо» при полётах с Кубы в Африку. Мы определили, где на пути с Кубы в Африку располагались дружественные Гаване режимы. А если режим сменился? Или просто нелётная погода? Что тогда делать? Через что лететь? Какова альтернатива?
Такой альтернативой могла быть одна только Гренада!
Вот что на самом деле кубинцы там строили. Аэропорт «подскока» не для советских стратегических бомбардировщиков, а для своих Ил-62 и Ту-154. Чтобы перебрасывать в Африку кубинских же «воинов-интернационалистов».
Какая ещё страна третьего мира может похвастаться таким глобальным ангажементом? Только Куба!
Именно этим обстоятельством Куба при Фиделе всегда и вызывала моё... Нет, не восхищение. Но живой интерес. Хотя бы потому, что на её примере видно, какой ценой даётся глобальное миссионерство. Даже и самое благородное.
Бывший остров-казино и американский курорт, который поставил США на грань ядерной войны с СССР. «Крестник» Москвы, который, впрочем, оказался самым своенравным воспитанником «крёстного» и перехитрил не только всех американских президентов от Эйзенхауэра до Буша-младшего, но и многих советских генсеков, десятилетиями проводя свою миссионерскую политику и в Латинской Америке, и даже в Африке. По признанию советских дипломатов, Москва о переброске кубинских войск на Чёрный континент узнавала чаще случайно, уже как о свершившемся факте. И в этом смысле услышанные мной впервые ещё в пионерлагере советские анекдоты про Фиделя Кастро, который на самом деле «наш Федя Костров», — это насколько забавное, настолько и анекдотичное заблуждение. Пусть даже сам Фидель как-то в порыве эмоций сказал, что «мы все — «совьетикос». Нет, всё это не более чем фигуры речи.
