Дальнее плавание | страница 61
Он шел все с той же робкой, как бы виноватой улыбкой, и шаги его были несмелы, словно он боялся, что его не узнают, не поймут, не пустят на этот берег, населенный уже другими и который стал уже иным, далеким для него краем.
Анна Ивановна, широко раскрыв дверь, стояла на пороге.
Он подошел к ней и приветствовал ее по-военному, а потом снял фуражку — может быть, для того, чтобы она могла легче его узнать.
Она все смотрела.
Много детских имен, и черт, и лиц жило в ее памяти. Но память так быстро старела в эти нелегкие годы, быстрее, чем сердце, постоянно пылавшее неугасимым огнем. Помнит ли она его, маленького пионера Ваню Полосухина?
Он хотел заговорить. Она рукой остановила его:
— Не называйте своего имени. Подождите немножко. Я назову вас сама.
Она еще секунду задумчиво смотрела на него, потом засмеялась, вспомнила:
— Полосухин, Ваня, это вы?
Она протянула ему руку, и он поцеловал ее нежно, как целовал руку своей матери.
Она, взволнованная, стояла на пороге своей комнаты. Лицо ее было растроганно. Седые волосы блестели вокруг лба.
— Значит, вы не забываете нас там, на войне?
— Почему вы зовете на «вы», Анна Ивановна? — спросил Ваня. — Вы говорили нам всем «ты», когда мы были меньше.
— Но теперь не дотянешься до вас, все вы такие большие стали на войне, — сказала она с грустью и как бы с радостью одновременно. — Ведь вы уже офицеры. А Швытковского помните? И он был у меня. Он танкист, а я его не узнала…
И Ваня подумал:
«Швытковский… Значит, не я один хожу по этому заветному краю».
— А как вы узнали меня, Анна Ивановна? — спросил он.
— Швытковского не узнала, — повторила она, словно укоряя себя за это снова и снова. — А вас узнала по глазам.
— Неужели по одним глазам? — спросил Ваня.
— Да, вы обманывали меня, а глаза такие честные. По ним узнавала, что урока не выучили. Вот хотите, я вам тетрадки ваши покажу? Только подождите немножко.
Она на минуту ушла в глубину комнаты и вернулась. В руках у нее была пыльная стопка тетрадей, перевязанных тонкой бечевочкой.
Она развязала ее.
— Я каждый год оставляю себе хоть одну письменную работу. Это память моя о вас. Вот пятый класс, вот шестой, вот седьмой. Вот Швытковского тетрадь. Он танкист теперь, герой. Я не узнала его. А заглянула в тетрадку — узнала. Вот тетрадка Гали Стражевой. Как красиво она писала! Лучше всех! Вот Анкина тетрадь — сочинение прекрасное, а целая гора ошибок. Вот и вы, Полосухин Иван.
Она развернула синюю пыльную тетрадку, заглянула в нее с нежностью и положила к себе на ладонь.