И все же она не могла двинуться с места, пораженная видом учителя. Ноги не слушались ее, руки по-прежнему оставались неподвижными, и воля ее молчала.
Тогда Анка выхватила у нее листья, которые наполнили шуршаньем весь класс и блеснули пурпуром в лучах осеннего солнца, светившего в большие окна.
Она встала и быстро шагнула к столу, сама не зная, что она сделает и что скажет. И когда она сделала этот шаг, она с отчаянием поняла, что нет у нее ни одного слова, какие обыкновенно говорят в таких случаях, что она вовсе не думала, что ей придется говорить, так как надеялась на Галю, и потому просто положила листья на стол учителю и сказала, не думая вовсе:
— Это все, Иван Сергеевич, что у нас есть сейчас, в эту минуту. Это, конечно, очень мало. Что такое несколько осенних листьев, которые мы собирали только для себя, чтобы любоваться ими! Но вы видите, Иван Сергеевич, мы уже все комсомольцы, и можете поверить нашему слову: вам будет легко заниматься с нами, потому что мы любим вас по-прежнему. Мы уже не маленькие, никто не захочет вас огорчить. Я говорю вам это от имени всего класса. Разве не правду я говорю?
Анка обернулась к классу.
И не было в ту минуту ни у кого более ласкового лица, на котором так ясно выражались бы все чувства. Она была взволнована до крайности, доброта и жалость и вместе с ними гордость светились в каждой черте ее лица.
И все закричали:
— Правда, правда, Анка!
Все повскакали с мест, все окружили учителя так тесно, что ему ничего не видно было, не видно было и Гали, которая одна осталась сидеть на месте…
Зато увидел он множество ласковых рук, протянувшихся к нему, много ласковых глаз, глядевших на него с такой же детской гордостью, как Анка.
А девочка Берман, которая совсем не знала Ивана Сергеевича, громко крикнула ему:
— Расскажите нам про войну! В каком бою вы были ранены? Это очень страшно? У вас, наверное, есть много наград?
Он улыбнулся ей.
И по этой улыбке, которая не могла спрятаться даже за темными очками, они узнали его. Она озарила его темное лицо, его шрамы, и оно стало вдруг прекрасным. Даже прекраснее стало оно, чем было когда-то прежде.
Нет, он не ошибся, возвратившись снова к детям.
— Спасибо, друзья мои, — сказал он.
И голос его прозвучал широко и громко, как прежде. Как прежде, он был приятен для слуха и привлекал к себе все внимание.
— Спасибо вам, девочки, — повторил он. — Я не буду вам рассказывать про войну и про себя, но я вам буду много рассказывать. А тебя, Анка, я хорошо помню. Я тебя знаю. Ты у меня училась с первых лет. Ты все еще дружишь с Галей Стражевой? Была такая девочка, я отлично помню. Она хорошо училась.
