То, о чем объявил тогда Буш, звучало как вызов, если не как прямая глупость. Вместо уменьшения численности войск в Ираке он решил ее увеличить — в конечном итоге прибавка составила 30 тысяч. «Подавляющее большинство — пять бригад — будут размещены в Багдаде, — сказал он и продолжил: — Перед нашими войсками будет поставлена четкая задача: помогать иракцам зачищать городские районы и поддерживать в них безопасность, содействовать им в защите местного населения и способствовать тому, чтобы иракские силы, которые останутся после нашего ухода, могли обеспечивать в Багдаде необходимую ему безопасность».
Такова была суть новой стратегии. Это была стратегия борьбы с повстанческими движениями, которую Белый дом вначале назвал «новый путь вперед», но которая вскоре стала известна как «большая волна».
Итак, «большая волна». С точки зрения большинства американцев, эта волна должна была бросить посылаемые подкрепления в пекло войны на ее трагической стадии, но, когда Буш кончил говорить, когда начали циркулировать слухи о том, что это за пять бригад, когда их номера стали звучать публично, когда было официально объявлено, что одна из бригад отправится из Форт-Райли, штат Канзас, Козларич увидел происходящее в другом свете.
Командир батальона в гуще войны: вот кем ему суждено быть. Стратегические неудачи, смена общественных настроений, политические веяния — все это, сказавшись в самый подходящий момент, привело к тому, что он и его солдаты не будут охранять грузовики с продовольствием. Они отправятся в Багдад. Увидев наконец смысл, Козларич закрыл глаза и возблагодарил Бога.
Три недели спустя, когда до отбытия оставались считаные дни, когда его правая ладонь побаливала от бесчисленных рукопожатий с людьми, которые не спешили ее отпускать и так смотрели ему в глаза, словно пытались навеки запечатлеть в памяти облик Ральфа Козларича, он сидел дома за столом и заполнял анкету под названием «Памятка семье на случай особых обстоятельств».
Я хотел бы, чтобы меня похоронили / кремировали.
«Похоронили», — написал он.
Местоположение кладбища:
«Уэст-Пойнт», — написал он.
Личные вещи, которые надлежит похоронить со мной:
«Обручальное кольцо», — написал он.
Вошла его жена Стефани, которая до того была в другой части дома с их тремя детьми. Они познакомились двадцать лет назад, когда оба учились в Уэст-Пойнте, и он сразу почувствовал, что рослая, спортивная, высоко держащая голову женщина, которая вдруг перед ним возникла, не из тех, кто легко дает себя завоевать. На нее стоило обратить внимание, он это понял. Себя он тоже ставил весьма высоко, и первое, что он ей сказал, было произнесено в высшей степени уверенно: «Можете называть меня Де Коз». Де Коз — The Cause, «Правое дело» — нравилось ему намного больше, чем Ральф, и намного больше, чем его фамилия, которую не все произносили верно: К
