Приятели проследовали во двор, поднялись на крыльцо, рядом с которым стоял новенький темно - синий «БМВ» и вошли в дом.
- А где Дим Димыч? - спросил Огнев, ставя на пол сумку.
- Помер он, - сокрушенно вздохнул Душман. - Через месяц как я откинулся. В начале января. Такие вот дела.
- Жаль, - сказал Огнев. - Сильный был человек, старой закалки. Теперь таких нету.
- Это точно. Но что поделаешь, все там будем, - философски изрек Душман. - Да ты не стой, прапор, снимай куртку и будь как дома. Сейчас выпьем, а заодно и деда помянем.
Спустя некоторое время приятели сидели за столом, и Душман разливал в стаканы привезенный Огневым коньяк.
Первый тост выпили за встречу, второй, не чокаясь, за Димыча.
- Ты давай, Юра, налегай на жратву, - радушно угощал хозяин гостя. - А то видок у тебя, прямо скажу, не того. Болеешь, что ли?
- Да нет, - криво улыбнулся Огнев. - Я бы Саня вздремнул немного, больше суток на ногах.
- Так чего ж ты молчишь, чудило? - встал из-за стола и исчез в светелке Душман.
- Иди, ложись, - вернулся он через минуту.
- Спасибо, - качнул головой Огнев и нетвердо шагая, прошел в комнату. Там он снял с себя одежду, рухнул в разобранную, пахнущую свежими простынями кровать и куда-то полетел.
Проснулся Огнев на следующее утро от льющихся за окном птичьих трелей.
На старой яблоне, в лучах ослепительно искрящегося солнца, пел скворец.
Несколько минут Юрий с наслаждением его слушал, затем встал, оделся и прошел на кухню. На столе лежала записка «Прапор, еда и выпивка в холодильнике. Не скучай, скоро буду».
Огнев извлек из стоящей у двери сумки туалетные принадлежности, с наслаждением поплескался под рукомойником и побрился. Потом закурил сигарету и вышел на крыльцо. У гаража громыхнула цепь и на него с интересом, чутко поводя ушами, уставился Аскольд.
- Ну, что зверь, посадили из-за меня на цепь? - сказал ему Огнев и легонько свистнул. Овчарка мигнула янтарными глазами и дружелюбно замахала хвостом.
- Потерпи немного, хозяин скоро придет.
Вернувшись в дом, он открыл холодильник и, пробежав глазами по полкам, извлек оттуда снежно белую, запотевшую банку.
- Домашнее, - открыв крышку и вдыхая давно забытый запах, пробормотал Юрий и направился к столу. Налив в чашку густого, с капельками застывшего масла молока, он достал из висящего на стене шкафчика ломоть хлеба и с наслаждением стал есть. Потом убрал банку в холодильник и подтянул гирьку звонко тикающих на стене ходиков. Их стрелки показывали без четверти десять.
