Холодно жить среди таких, холодно!
5 марта
Утро. Сын болен. Температура 39. Младшая дочь Оля больна — 37,1 (свинка). Ленушка здорова. Наташу не видел. Хотел бы ее повидать.
Работа. Журналист Мрквичка! Опять Мрквичка! Очень почтительно на меня из-под очков смотрело растерянное лицо этого журналиста. Потом танцовщица Дина с ее другом. С ней подписали договор, теперь расторгают. Бедная американка совсем растеряна. А большую рекламу себе делала. Левая. Это тоже в составе рекламы, иначе ей здесь не прожить!
Потом мои дела, служебные.
Выверял стенограмму доклада. Кулябко сильно напирал, настаивая на своей подписи на докладе Сталину. Я старался подсунуть еще Чернявского[117] (высокий, толстый, с женским задом, эрудицией — меньшевик, из литераторов), чтоб не выпирать этого Кулябко. Он не прочь был и втроем въехать в поле внимания Сталина. Однако мудрый еврей Чернявский отказался подписать, конечно, «не из-за себя, а из интересов дела».
Дома. Обед.
Жена:
— Ты, оказывается, у детей проводишь целые дни.
— О, нет, очень мало.
— Мне говорили, ты все время там, и завтраки тебе туда носят, а здесь торопишься, скорей, скорей туда.
Между тем я у детей действительно, дай бог, если 20 минут в день бываю, а упреки от жены получаю каждый день.
— Гера, это старо. У детей я буду столько, сколько мне надо.
— И завтраки туда носишь.
— Да. Мне полагается, я уступаю им, сам не завтракаю (два бутерброда). Ничего в этом плохого нет.
— А мне не можешь принести яблок, хотя бы от вчерашнего приема.
— Этого нельзя, Гера, потому что завтраки мне полагаются, а таскать продукты казенные, определенные для приема, нечестно.
— Да, да, детям так все можно, а мне — нельзя.
Сей деревянный, неоднократно затеваемый женой разговор, полный глухой и глупой зависти, так мне надоел, что я на последующие речи Геры не отвечал. А она продолжала говорить все в том же духе:
— Мне нельзя, а им все можно…
Пообедав, я заторопился.
— Ну вот, от нас всегда торопишься.
— Пойми, у меня там работа (Кулябко с докладом).
— Да знаю, какая работа: к детям. (Они живут в комнатке того дома, где учреждение). — Ты хоть Розенталь (доктор) не забудь вызвать…
— Разумеется, — ответил я. — Скажи только, когда.
— Сам узнай. Для детей все узнаешь, а для Бумсика (сын) не хочешь!
Между тем к Бумсику я только что сам лично привез врача и теперь готов привезти второго. Гера буквально как сумасшадшая. Я тут же подумал: этого сорта ее разговоры буду подробно записывать в дневник, чтобы понять ее…
