* * *
Наконец наши лодки встали по обе стороны длинного пирса — словно две огромные рыбины решили потереться стальной шкурой о серый шершавый бетон. Рокот дизелей смолк, и только волны шелестели, облизывая пирс и корпуса лодок.
Судя по всему, американская база была небольшой. Во всяком случае, построек здесь было немного, да и бухта, можно сказать, пустовала: на мелкой волне покачивались три кораблика, похожих на тот, что встретил нас в море, да несколько низких длинных барж. Поодаль виднелись два корабля покрупнее, уж не знаю, как они назывались — может, эсминцы, может, фрегаты. А на южной стороне, возле самого берега, по волнам скользили странные маленькие лодочки — наверное, каяки алеутов из деревушки, домики которой были разбросаны на склонах невысоких каменистых сопок.
Сама база была построена на небольшом островке посреди бухты со смешным названием Уналашка — с островом Амакнак база соединялось посредством длинного бетонного моста.
— Неплохо устроились, — сказал Гусаров. — Глубины посреди бухты приличные, никаких проблем со швартовкой. Удобно, удобно…
— Союзнички, — хмыкнул вдруг стоявший рядом со мной Смышляков. — Никакой секретности…
Он указал на берег. В сотне метров от нас, у самого основания пирса, ярко освещенного фонарями, толпилось множество людей — похоже, что несмотря на позднее время, многие "обитатели" Датч-Харбора решили встретить нас лично.
— Личный состав проинструктировали? — вполголоса спросил капитан.
— Так точно, — кивнул Смышляков. — Думаю, никаких неприятностей не возникнет.
— Хорошо бы. Главное, чтобы языками чесали поменьше. Дружба дружбой, как говорится…
— Не беспокойтесь, Дмитрий Федорович. Все будет в порядке.
Моряки на пирсе проворно накинули толстенные пеньковые канаты на черные железные столбики — кажется, они называются кнехты, после чего перебросили сходни.
— Командуйте экипажу — сойти на берег, — сказал Гусаров боцману.
Матросские башмаки загремели по сходням, и вскоре экипажи выстроились на пирсе — за исключением вахтенных команд, оставшихся на борту лодок. Потом спустились командиры[6] и мы с Вейхштейном, который, наверное, больше всех по твердой земле стосковался, последними — Гусаров и Комаров, капитан "Л-15".
Едва я ступил на пирс, земля под ногами качнулась, голова закружилась, и меня повело в сторону. "Землетрясение!", мелькнула мысль. Но потом я понял, что все гораздо проще — это вроде как "морская болезнь" наоборот, Григоренко, военфельдшер нашей лодки, еще вчера предупреждал, что на суше такое вполне возможно: мол, организму нужно адаптироваться к отсутствию качки. Вот интересно — на лодке я "морской болезни" не страдал, а на суше ноги подкашиваются. Хорошо, Вейхштейн меня за рукав удержал — а иначе рухнул бы, и нос расквасил. Вот славное было бы начало!
