— Ловко перехватили, — заулыбался Вейхштейн. — Я десятый сон вижу, а мне сапогом по ребрам, ствол под нос, и руки уже связаны. А уж как вы Сашку раскололи! Две секунды — и готово, "мы идем на алмазный прииск!"
Я нахмурился, но промолчал.
— Зря вы так, товарищ капитан, — равнодушно пожал плечами Радченко. — Не сработал бы этот способ — я бы другой попробовал. Не на нем, так на вас. И не факт, что вы бы устояли. Я в гражданскую в контрразведке у Фрунзе служил, знаю, что и как сделать, чтобы человек заговорил.
— Ладно, это все к делу отношения не имеет, — вмешалась Зоя, поняв, что разговор свернул не туда. — Думаю, вас гораздо больше интересует ситуация на прииске…
— Есть такое дело, — согласился Вейхштейн. — Признаться, мы с трудом представляем, как тут все организовано.
— А я хотел бы понять, что значили слова "кое-кто ему не поверил".
Вышло так, будто я на званом ужине высморкался в край скатерти. На несколько мгновений воцарилась полная тишина: слышно было, как шумят деревья на холмах. Механик снял очки в стальной оправе и начал протирать стекла замшевой тряпочкой. Раковский тем временем разлил чай по большим фаянсовым кружкам.
— Да, наверное, с этого и нужно начать, — помедлив, кивнула Зоя. — Все остальное уже вторично. В общем, на прииске далеко не все хорошо. Нет, механика и электрика работают без нареканий, алмазы добываются, пусть и в гораздо меньших количествах, чем раньше — мы в любой момент готовы отправить груз на родину, если бы такая возможность вдруг представилась. Но вот что касается людей…
"Ну конечно", я отхлебнул чаю, и взял с блюда румяное печенье. "Так и знал…"
— Во-первых, люди просто-напросто устали. Устали от неизвестности, устали от одиночества, от того, что здесь каждый день одно и тоже — работа, патрули, ремонт. Но работу мы прекратить не можем — только она хоть как-то оправдывает наше здесь пребывание. И только работа хоть как-то занимает время и мысли. Но все равно тошно. Мы тут прозябаем просто… Главным образом это, конечно, касается ребят из охраны. Как ни старается Степан Семенович, а с каждым днем все труднее держать их в узде. Да и нам тоже очень непросто. Особенно угнетает то, что нас в любой момент могут раскрыть. Если бы это случилось до войны, это было бы скверно, но терпимо. Нас бы выслали, а дело ограничилось бы дипломатическим скандалом. Теперь, нас, скорее всего, просто уничтожат. Но охранники прибыли с последней сменой, и находятся тут примерно по два года, а вот все остальные — гораздо дольше. Это очень тяжело, сидеть здесь безвылазно так долго. Илья Карлович и Яков Михайлович здесь с октября 1938-го, Савелий Осипович и того дольше, а уж дядя Лаврик…
