– Мне-то чего не ответить? Мы ж с ним не цапались!
– То ты его не знаешь, – скривился я. – Приступ мизантропии: вся жизнь – дерьмо, все люди – свиньи, и солнце – долбанный фонарь. Остынет, возьмёт. А те… – я пожевал губу – может, в дозор ушли?
Дозорами мы называли длительные походы, растягивающиеся на неделю, две, а то и на месяц.
Сестрица состроила мину, которую я про себя называл «сострадательная гиена».
– Пухлый без Ленкиной резолюции шага не ступит.
– М-да…
– Короче, – Варька встала – поехала к Паркету. По трассе пройдём. Вдруг зависают где.
– Нормально! – занервничал я. – А я тут пилюльки глотать буду в полном неведении? Слили меня?
– Вернёмся, расскажу, – отмахнулась сестрица. – Лечись. Если не найдутся, в ментуру заявим: спасите, помогите, потерялись четыре мальчика на байках. – Она иронично наморщила нос.
К вечеру Варька не появилась. К утру – тоже. Их с Паркетом мобилы безучастно извещали, что абоненты болтаются где-то вне зоны обслуживания.
Теряя и без того готовую взорваться голову, я принялся обзванивать морги и больницы. По нулям.
* * *
На вторые сутки, поправ воспоминания о Варькином сарказме, я позвонил в милицию. Сбивчивый рассказ выслушали и предложили подъехать. Оседлать одноцилиндрового «брата» я был пока не в силах. Позорно упав в такси, добрался до отделения.
Дюжий мужик за столом смотрел брезгливо. Видно, принадлежал к тому типу людей, которые уверены – всяк живущий по сценарию отличному от их собственного, дышать недостоин. Впрочем, отчасти я его понимал – похожий на бледную поганку неформал с провалившимися глазами нёс какую-то околесицу о всплывающих в ночи барах и стариках-«индейцах». По-моему, служивый не столько слушал, сколько присматривался, не расширены ли у меня зрачки.
– Разберёмся, – дал под занавес он вечное в этих стенах обещание.
Я понял, разбираться будут, но от служебного рвения не сотрутся.
С настойчивостью дятла я названивал Бомбею. Батя безмолвствовал. Или тоже был развеян по ветру какой-то ненавидящей «Шатунов» силой?
Отодвинув занавеску, отгораживающую Варькину половину комнаты, я сел на кровать. Подушка примята. На ней потрепанный томик: Вениамин Каверин «Открытая книга». Нос щекотнул едва уловимый аромат крапивы. Я сжал кулаки и тихонько заскулил.
Наконец, я оклемался настолько, чтобы с грехом пополам держаться в седле. Взгромоздился на байк, рванул с места. Тут же был вынужден сбросить скорость. Превращать в «акулу» городскую однополоску – это уж слишком. С осторожностью «чайника» дотащился до дома бати.
