Я вышел на воздух, закурил. На душе было стыло и тягостно, словно своими руками засыпал спасительный родник. И крикнуть-то некуда. Не отзовётся. Тут я увидел прислонившуюся спиной к сосне женщину. Неон клубной вывески неистово подмигивал, выхватывая из темноты её силуэт. Я смотрел, как лихорадочно шарят тонкие пальцы по грубой коре – точно помощи просят. Что-то горькое и жгучее поднималось с самого дна её существа, выплёскивалось из-под смеженных ресниц. Невольно я подался вперёд, но остановился. Бывают такие мучительные мгновения, которые мы должны пережить сами. Наедине с собой. Иначе не будут мгновения эти иметь смысла.
Женщина моих шагов не слышала. Не слышала она, похоже, и рвущейся из-за открываемой двери музыки, хохота курящей на крыльце нетрезвой блондинки, разухабистого мата её спутников. Вслушивалась в другое.
Голоса… Те самые, что так упорно пыталась утопить когда-то в суете и рутине, но неизбежно настигавшие её топкой маятой.
Я тоже слышал эти незнакомые мне голоса.
Как?
Почему?!
Я нырнул во мрак. Не хотел стать свидетелем чужой исповеди, принесённой бездонной чистоте срамного колодца. Не моё это дело. Кажется, именно так поступала Настасья? Теперь я её понимал.
У верхушек сосен прорисовался туманный контур сгорбленной фигурки. Лица видно не было, но я её узнал сразу. Настасья вскинула руку. Сомнений быть не могло, знак адресовался мне: то ли вопрос, то ли благословение…
Нет, нечто большее.
Я был готов.
Протянул руку в принимающем жесте. Ладонь окутало тепло. Икона была той самой – потемневшей от времени, но хранящей под слоем копоти лучащийся покойным светом лик. Настасья ещё раз махнула – теперь уже на прощание – повернулась и стала растворяться в черноте ночного неба.
Иди, Настасья, отдохни. Ты заслужила. А я уж теперь тут сам…
Я поднял голову и оцепенел. С небес на меня надвигалась многотонная сверкающая громада. Рёва турбин и грохота работающих двигателей слышно не было. Воздушный титан шёл на посадку невозмутимо и торжественно. Шасси коснулись земли. Самолёт понёсся по аллее старого парка, оставляя позади себя покачивающиеся на лёгком ветерке деревья и свежевыкрашенные скамейки. Ни сломанных верхушек, ни воплей сонных собачников, покорно бредущих следом за своими питомцами. Определённо мир сошёл с ума!
Стремительный бег машины стал замедляться. Скоро я тупо взирал на замершее в паре метров от моего носа шасси. Над головой в лучах восходящего солнца легкомысленно поблёскивало гигантское брюхо лайнера.
