Странно, но он совершенно не ощущал чувства голода, хотя обычно у него по утрам зверский аппетит. Вот умыться бы!..
Явно теплело, и Мэр стал забирать к лесу, где тень обещала прохладу. Впрочем, он привык переносить в костюме любые температурные колебания. Профессиональное… И, при необходимости, мог бы обойтись без тени. Но никакой необходимости демонстрировать свою выносливость не было. И вообще, идти рядом с лесом было веселей – от него исходило мощное излучение жизни: какие-то звуки, вскрики, шорох листьев, скрип стволов. И хотя эта жизнь, надо полагать, могла представлять опасность для человека, Мэр не ощущал таковой. Гораздо больше его тревожили события ночного сна. Конечно, воскрешение из мертвых – прекрасная реклама для политика при должных организационных усилиях… Но станет ли кто затрачивать эти усилия?.. Возможно ли возвращение из героев Города в реальные политические деятели?.. Захотят ли реальные политические силы принять его в свои ряды?..
«Проклятая Гостиница!.. Хотя, может быть, именно она спасла мне жизнь… А на кой черт мне эта жизнь, если меня вычеркнули из списков живых?.. Утешаться тем, что это только сон? Можно, однако, глупо… Им не важно, мертв ли я на самом деле – важно похоронить меня… Они не упустят такой возможности. И сон тут ни при чем. Но я вернусь!.. Я обязательно вернусь!.. И тогда мы еще посмотрим, чья возьмет!..»
Мэр заметил, что лес рассечен неширокой ярко-зеленой прогалиной, поросшей мягкой сочной травой с островками цветов.
«Там должна быть вода», – прагматически интерпретировал он открывшуюся ему красоту и свернул на прогалину. Было ясно, что вершину потерять из виду невозможно, а фанатично переть напролом, не позволяя себе ни освежиться, ни утолить жажды, которой, кстати, он не испытывал, – эта тактика не из его арсенала. Движение к общему счастью через собственные муки – занятие весьма сомнительное, ибо невозможно научить людей быть счастливыми, самому не умея быть счастливым…
Торфяник сменился черноземом, лишайник – травой. Ноги уже не проваливались, и почва не пружинила при каждом шаге. Напротив, травинки, становясь все более рослыми, обвивали ноги и притормаживали шаг. Деревья приветливо помахивали ветвями. Чувствовалось, что здесь ничто и никто никуда не торопится. Все это располагало к благорастворению в воздусях, но мало соответствовало внутренней установке Мэра на преодоление препятствий и возвращение в оставленный без его забот мир.
