Поскольку узниками были люди, не совершившие никаких преступлений, они, естественно, но имели и срока заключения. Превентивный заключённый, как формулировалось в изданном ещё в 1934 году министром внутренних дел Фриком указе, «должен находиться в лагере в течение такого срока, какой необходим для достижения цели заключения». Практически это означало — пожизненно. Для 11 миллионов узников из всех стран Европы это оказалось именно так. В сборнике документов «Бухенвальд», вышедшем на русском языке в 1962 году, можно увидеть фотографию бланка для письма заключённого из лагеря. Словно эпиграф стоят в правом верхнем углу листа напечатанные типографским способом слова: «Дата освобождения пока не может быть названа».
Появление этого «эпиграфа» далеко не случайно. Гитлеровцы придавали большое значение устрашающему действию концлагерей. В директиве главного управления имперской безопасности от 26 октября 1939 года указывается, что умело организованная устная пропаганда должна увеличить страх населения перед возможностью попасть в такой лагерь. Таинственное исчезновение, слухи о жестокостях в концлагерях, сообщения о смерти людей ещё несколько дней назад абсолютно здоровых — всё это должно было сломить волю населения к противодействию властям, сделать его послушным и покорным. И это грозное напоминание о том, что ждать освобождения не приходится, в каждом письме, проникавшем из лагеря на «свободу», должно было служить тем же целям.
«Пожизненное заключение»! А сколько же оно продлится? Как долга будет эта жизнь? Для подавляющего большинства заключённых она была очень коротка. Во всяком случае — хотя никто и не вёл такой статистики, — можно сказать: людей, которым довелось прожить в лагерях все двенадцать лет, насчитываются лишь десятки. Тех, кто пробыл там несколько часов, — миллионы. Эсэсовцы вовсе не собирались возиться с теми, кто не представлял собой ценности как рабочая сила. Каждый транспорт с вновь прибывшими заключёнными встречала так называемая медицинская комиссия. Людей выгружали из вагонов, и начиналась «селекция», то есть отбор. Раздетые донага, новички шагали колоннами по пять человек, а двое врачей-эсэсовцев палками разбивали новичков на два потока. В один попадали люди, более крепкие на вид, в другой — более слабые и просто почему-либо не понравившиеся комиссии.
Селекции в лагерях назначались периодически и по всяким чрезвычайным поводам, и заключённые жили в постоянном страхе перед этой пыткой. Но и для того, кому удавалось благополучно пройти селекции, оставалось немало возможностей расстаться с жизнью: антисанитарные условия, недостаточное и недоброкачественное питание, отсутствие медицинской помощи, изнурительный труд — а у немцев даже термин был «уничтожение трудом» — и, наконец, варварская, чудовищная жестокость лагерного персонала и полный произвол, царивший там, оставляли узнику очень малую надежду уцелеть. Комендант Освенцима Гесс частенько повторял: «Когда я вижу заключённого, прожившего в лагере год, я знаю, что ото мошенник, нарушающий лагерный устав»
