Любопытно, что последний из опубликованных гиммлеровских приказов тоже касается именно Дахау. В телеграмме от 15 апреля 1945 года рейхсфюрер СС, требует «уничтожить лагерь и ликвидировать всех до единого заключённых»[8]. В отличие от первого этот приказ остался невыполненным по не зависящим от шефа немецкой полиции обстоятельствам.
Понятие «концлагерь» потеряло в нашей литературе свои границы. Нередко этим словом называют любой лагерь гитлеровского государства: для военнопленных, рабочий, штрафной, пересыльный, сборный и т. д. Что же такое «настоящий концлагерь»? Кто попадал туда и по каким причинам? По каким правилам он управлялся? Естественно, что с 22 марта 1933 года по 6 мая 1945 года — день освобождения последнего из «кацетов» Маутхаузена — менялись и порядки, и состав заключённых, и методы обращения.
В 1933 году ещё не применялась «селекция», а в последние годы существования гитлеровского режима убийства «при попытке к бегству» составляли ничтожный процент среди других. Но основные принципы, заложенные сразу после захвата власти гитлеровцами, оставались без изменения все 12 лет. Суть оставалась прежней: организованное истребление всех инакомыслящих всеми доступными методами и средствами.
Понятие «превентивное заключение» буквально означает «предупредительное заключение». Оно признаётся уголовным правом целого ряда буржуазных государств и применяется для защиты лица, которому угрожают действия третьих лиц, с целью предотвращения преступления (сроком не более чем на 24 часа) и т. д. В третьей империи этому юридическому понятию был придан совершенно иной смысл. Оно являлось «лишением свободы по политическим мотивам»[9] (определение Имперского суда от 15 января 1940 года). Гитлеровские органы юстиции неоднократно подчёркивали, что «превентивное заключение не может быть применено в целях наказания»[10] и не является наказанием. Это означало, что такому заключению мог быть подвергнут любой человек, не совершивший никакого преступления или проступка, за одни взгляды, настроения, намерения, как действительно имеющиеся, так и могущие возникнуть в будущем. Разумеется, вопрос о судьбе человека при полном отсутствии того, что юристы называют «материальной истиной», не мог решаться никакими даже гитлеровскими судами. Поэтому для того, чтобы отправить человека в концлагерь, требовалось всего-навсего распоряжение местного органа тайной полиции. И если до войны на каждого заключённого выписывался, как правило, отдельный приказ о заключении, то к концу её даже списки стали излишней роскошью и указывалось просто «Направить в концлагерь 2187 югославов, заподозренных в антинемецких настроениях».
