Ростов под тенью свастики | страница 6
Наших самолетов в воздухе почти не было. Один лишь раз мы видели, как наш тупорылый истребитель, «ишачок», как их называли, ввязался в драку с немецкими самолетами. Скоро у него кончились патроны. Он вертелся, стараясь оторваться от немцев. А те хладнокровно преследовали его. Истребитель подбили-таки, он задымился. Нам показалось, что он падает прямо на наш двор. Смотрим: из него что-то вывалилось. Толька, сосед, кричит: «Вымпел летчик выбросил!» А это летчик с обгорелым парашютом из кабины вывалился…
М. ВДОВИН. 26 октября примерно в три часа дня немец сыпанул целую кучу мелких бомб на район кожзавода, винзавода «Азервинтреста», дрожзавода. Главное, он разбил все корпуса железнодорожной больницы. Это ж надо было догадаться: когда началась война, крыши всех корпусов больницы были выкрашены камуфляжной краской, а она сверху хорошо видна. На эту мишень и шли самолеты.
Е. КОМИССАРОВ. Война началась для меня, а мне было 11 лет, с приказа сдать приемники. Все почувствовали, что это серьезно и дружно потащили их на особые пункты. У нас был СИ-235 — простой ящик с квадратной дыркой посредине и двумя ручками. Мне нравилось крутить в приемнике ручку и слушать иностранную речь. Себя как-то умнее чувствуешь. Иной раз запомню какое-нибудь слово, да и вверну небрежно в разговоре с уличными приятелями.
Второй потерей была овчарка Рекс. Это был красивый крупный пес. Ее специально обучали собачьим премудростям в обществе «ОСОАВИАХИМ». Даже собачий паек получал наш Рекс. Его мобилизовали в армию. Как нам объяснили: «Ловить парашютистов». Немецкая овчарка будет ловить немецких диверсантов! И гордость была за Рекса и жалко было терять хорошего друга.
Взамен дали выбракованную тощую овчарку по кличке Амур. Недолго жил у нас этот пес. Сдох в тот день, когда в город вошли немцы. Немецкая овчарка не пережила немецкого нашествия.
В. СЕМИНА-КОНОНЫХИНА. Мы жили на окраине, в Красном городе-саде, на улице 2-ой Кольцевой, дом 125. Так что у меня взгляд «окраинного» человека.
Город готовился к обороне. У нас три раза дома стояли стройбатовцы. Они рыли окопы и сооружали укрепления.
Их кормили обычно пшеничным супом, они его называли «суп-блондинка». И говорили, что от него «кишки слипаются». С питанием тогда у нас еще было нормально. Мама приносила мешками огромных сазанов и запекала их в коробе.
Солдаты приходили под вечер усталые, замерзшие, и как они говорили «отогревали душу борщом». Был среди них огромный малограмотный парень Яша, с Урала. Грузин Шота учил меня играть на цимбалах. Были еще Костя, Ваня, Пантелей Карпович. Я у него спрашивала: «Сколько людей в роте?» А он смеется: «В роте — зубы». Мы с ними подружились. Когда они уехали, мама с ними переписывалась. Почти все они погибли под Таганрогом. Ваня пропал без вести, Пантелей Карпович вернулся без ноги — он-то и рассказал о судьбе наших постояльцев.