В принципе, барон Унгерн был доверчив, как дитя. Он, думается мне, верил каждому докладу, но требовал от докладчика стопроцентной правды. По тем же причинам нетрудно было выудить у барона денег на какую‑нибудь фантастическую цель. Если он кому‑нибудь верил, то, даже и под конец своей жизни, после того, как знал непривлекательную послереволюционную сущность человеческой натуры, он верил во всем. Но и разочарование его достигало сверхчеловеческих глубин. "Привези мне его голову (маньчжурского коммерсанта Никитина), чтобы я мог посмотреть на эти подлые, лживые глаза. Я не пожалею никаких денег”. Так писал барон из Урги своему есаулу Дзыно в Хайлар.
Мировую войну барон Унгерн закончил в чине есаула, и в период гражданской зойны дольше, чем остальные начальники отдельных частей Дальневосточной армии, носил есаульские погоны. Некоторые неудобства, сопряженные с незначительным чином при командовании им в Даурии Азиатской конной дивизией, побудили его принять чин полковника, а затем — генерал — майора. Что же касается чина генерал — лейтенанта, то этой наградой атаман Г. М. Семенов воздал должное трудам и подвигам самого барона и чинов его дивизии, проявленным при взятии Урги.
В настоящую задачу не входит обзор деятельности Романа Федоровича Унгерна в Забайкалье до выхода его из Даурии в августе месяце 1920 г. Можно лишь:2метить к общей характеристике его, что в те дни он не прятал монархические >беждения под крыло различных душеспасительных фикций. Пусть порой и не птшломатична такая линия поведения, но что поделать — Унгерн создан был из егнущегося материала. Борьбу с большевиками барон вел с момента зарождения — нтибольшевистского ядра атамана8 и понимал свою задачу как борьбу до последнего вздоха. Он постоянно напоминал своим подчиненным, что после революции ~” офицеры не имеют права помышлять об отдыхе и еще меньше того — об удо- льствиях. Каждый офицер обязан иметь взамен того одну лишь непрестанную „боту — с честью сложить свою голову… Только смерть избавляет офицера от I мгой борьбы с коммунистами. Такова была бескомпромиссная формула барона, в торую уложилась вся его послереволюционная философия.
В нескольких статьях любопытнейшего приказа номер 15 от 5 мая 1921 г. барон Унгерн выражает основные положения политической и боевой программы своей деятельности на территории Сибири. В них прямо указывается и всячески подчеркивается, что Роман Федорович чрезвычайно высоко расценивал факт непрерывности своей борьбы с большевиками. Объявляя в начале приказа о своем подчинении атаману Семенову и, как должно понимать, — о согласованности своих действий с директивами атамана, барон далее устанавливает, что командование всеми вооруженными силами Сибири перешло к нему, как “военачальнику, не покладавшему оружия в борьбе с красными и ведущему ее на широком фронте”. Из того “программного” приказа номер 15 явствует и второе положение — понятие о суровой дисциплине, которую барон кладет во главу угла всякого военного начинания. Именно такую дисциплину он создал и всемерно поддерживал в своих даурских воинских частях. Задачу эту барон разрешил самым радикальным образом: воспитывая подчиненных в должном духе, одновременно охранял свое войско, как он любовно называл дивизию, от проникновения туда разлагающих влияний извне. В этих соображениях Роман Федорович избегал слияний с другими частями Дальневосточной армии, предпочитая видеть свой отряд на некотором расстоянии от собратьев по оружию.
