Разбитое сердце Матильды Кшесинской | страница 70
Он чуть раздвинул шторы и подождал секунду, а потом отодвинул их и распахнул окно. Мгновение – и перескочил через подоконник на улицу.
Обернулся с выражением напроказившего мальчишки:
– Я хочу твою фотографическую карточку. У тебя есть? Передай мне с Волковым! Увидимся, когда вернусь! Слышишь? Я вернусь!
Маля растерянно кивнула. Почему он вдруг заговорил о карточке? А у нее совершенно нет ничего приличного! Она так ужасно выглядела на своей последней карточке! Ну ничего, она снимется быстро, быстро…
Вдруг воспоминание о только что испытанном блаженстве ударило, как солнце – в глаза. Ощущение счастья было почти невыносимым!
Стук в дверь заставил ее испуганно подскочить.
– Мадемуазель Кшесинская, здесь государь, он ищет наследника, – послышался встревоженный голос Волкова.
Маля торопливо повернула ключ:
– Его здесь нет.
– Его здесь уже нет, – хмыкнул Волков, цепким взглядом окинув ее туалет. – И где он? В окошко выпрыгнул?
Маля кивнула, еле удерживаясь от поистине гомерического смеха.
А Волков не собирался сдерживаться: он расхохотался во весь голос и тоже выскочил в окно, совершенно как Ники.
Побежал было по дорожке, но обернулся:
– Эй, приведите себя в порядок, вы совершенно растерзаны! И вот здесь, вот здесь прикройтесь! – Он ткнул пальцем в шею и исчез за поворотом дорожки.
Маля кинулась к зеркалу, с восторгом и ужасом отыскивая на шее след пламенного поцелуя. Она едва успела застегнуться и завязать ленточки на корсаже, как дверь снова распахнулась.
На пороге стоял государь.
Маля нырнула в реверансе, с ужасом думая о том, что шею так и не прикрыла и алый след виден всякому глазу.
Нет, лучше не подниматься!
Она так и оставалась полусклоненной, чувствуя спиной тяжелый взгляд императора.
– Моего сына здесь нет? – спросил он, и Маля, не разгибаясь, покачала головой.
– Что ж вы тут делали? – спросил он вдруг насмешливо. – Небось вовсю кокетничали?
И хлопнул дверью, уходя, но Маля осмелилась разогнуться, только когда его тяжелые шаги совсем стихли.
Кокетничали! Ах, если бы он только знал!
В те дни всякий желающий мог бы прочесть в дневнике Ники:
«10 июля, вторник: был в театре, ходил на сцену.
17 июля, вторник: Кшесинская 2-я мне положительно очень нравится.
30 июля, понедельник: Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно.
31 июля, вторник: После закуски в последний раз заехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской.
1 августа, среда: В 12 часов было освящение штандартов. Стояние у театра дразнило воспоминания».