Вдруг снизу донеслась ругань. Кто-то ругался по-английски с немецким акцентом. Это была очередная перебранка обитателей нижнего этажа, и Куросима не обратил на неё внимания. Достав из кармана записную книжку, он стал листать её. Взгляд его остановился на фамилии сегодняшних посетителей Фукуо Омуры: Фусако Омура. Наши Лю. Ундзо Тангэ.
Версия каждого вполне правдоподобна. Но сам Фукуо Омура совершенно непроницаем. Куросима вдруг почувствовал, что в конечном счёте он не приблизился к выяснению личности Омуры, а стал ещё дальше от этой цели. Как же напасть на след? Версии Фусако Омура и Ундзо Тангэ в чём-то совпадают: в обоих случаях речь идёт о японском военнослужащем, не вернувшемся с фронта. Человек этот прожил на нелегальном, положении почти двадцать лет среди туземцев или китайских колонистов и забыл родной язык…
Куросима чувствовал симпатию к Фусако Омура, но Ундзо Тангэ ему не понравился. Намиэ Лю, выразившая желание взять на себя заботу о человеке без подданства, особого интереса не представляет; если у неё даже и нечистые помыслы, она всё же хочет ему помочь. Начальник же отделения считает её отклик на сообщение в газете наиболее понятым и естественным.
Куросима вздохнул и взглянул на часы. Было 10 часов 45 минут. Шум на первом этаже усиливался. В ссору, видно, втягивались новые участники. Куросима поднялся со стула, собираясь спуститься вниз на помощь охраннику, но в это время раздались громкие шаги и грозный бас старосты Дерека: «А ну, заткнись!»
Тотчас Куросима услышал лёгкий стук в железную дверь напротив и голос: «Куросима-сан! Куросима-сан!» И, подняв голову, он, к своему удивлению, увидел прильнувшего к дверной решётке маленького китайца Чэнь Дун-и — старосту китайского этажа.
Чэнь Дун-и, выходец с Тайваня, приехал в Иокогаму во время войны и по-японски говорил не хуже японца. Отбыв годичный срок за торговлю наркотиками, он был направлен в этот лагерь. В соответствии с приказом управления по делам въезда и выезда за границу иностранцы, проживающие в Японии, но отбывавшие тюремное заключение или каторжные работы сроком свыше одного года, подлежали принудительной высылке. С тайваньским консульством в Японии власти начали переговоры о возвращении Чэня на родину. Тайванцы стали было говорить о том, что их правительство у себя уже докончило с наркотиками, что у них-де теперь народу предоставлены гражданские права и, Чэнь Дун-и, конечно, может получить тайваньское подданство. При этом они намекали на некоторую ответственность японского правительства за то, что Чэнь стал преступником. Но в конце концов они так и не приняли его, сославшись на то, что в условиях военного времени жандармские власти не выдают подобным лицам разрешения на въезд в страну. Чэнь Дун-и мечтал по возвращении на родину начать новую жизнь, но его мечты так и не сбылись. Поэтому он вот уже два года находился в лагере и стал тут одним из старожилов.
