Бронже Гартонгафи, бывалый рыночный торгаш, сразу уловил, куда клонит советчик, и захромал к нему с деловитым видом, широко и любезно улыбаясь квартирантке – мол, вот и нашелся обоюдно замечательный выход из положения! Та смотрела с брезгливым прищуром, в раздумье, как будто это слегка сбило ее с толку. Но беда в том, что не все тут были такими догадливыми, как старый Бронже.
Йуджуле, остолоп, скандалист и забияка, в придачу втемяшивший себе в голову, что он с Темре по всем статьям соперничает – это при том, что в кулачном бою и в борьбе гонду Темре неизменно одерживал верх, не говоря уж о прочих жизненных успехах, – возмутился такой уступчивостью и заодно решил дать щелчка выскочке-очужевцу. О пистолете в руке у грудастой белокурой стервы он не забыл, но он и не собирался ее дразнить. С ней еще разберемся, не вечно же она будет держать палец на спусковом крючке. Сейчас важнее отбрить Темре, который слишком много о себе возомнил.
– Все видели, как он хвост поджал? – Йуджуле слегка шепелявил, два зуба ему пришлось выплюнуть. – О чем дядюшке Бронже с тобой толковать? Да с тобой никто из тех, кто себя уважает, точить лясы не станет! Все знают, как ты перед венгосами низкопоклонничаешь и перед этой готов на брюхе ползать… Тьфу!
Он снова сплюнул – на этот раз не зуб, а сгусток розоватой слюны.
– Йуджуле, умолкни, – с досадой процедил Темре, словно бы невзначай сделав жест, означающий «скорбный разумом».
Он имел в виду Акробатку и хотел намекнуть – не мельтеши, пока с сумасшедшей не разобрались, а с тобой, раз неймется, потом отношения выясним, если до сих пор не надоело, – но парень истолковал это как смертельное оскорбление на свой счет.
– Чего это ты мне показал?.. Так у меня, по-твоему, башка не варит?! Думаешь, ты меня отбрил? Ты ж у нас самый крутой и самый образованный, свиное вымя, и на родню тебе накласть, раз ты с венгосами породнился! А я тебе скажу, что сам ты псих и Соймела твоя сучка психованная! – Йуджуле с вызовом ухмыльнулся. – Шлюха твоя бывшая жена, а ты до сих пор к ней бегаешь и стоишь в очереди, чтоб ее поиметь!
– Вот это ты зря сказал, – произнес Темре обманчиво ровным тоном. – Мои отношения с Соймелой никого тут не касаются.
Акробатка смотрела на них с брезгливым высокомерным любопытством, как будто наблюдала за возней животных на скотном дворе.
Дядя Бронже нахмурился и осуждающе крякнул: он-то понимал, что Йуджуле сглупил. Какова бы Сой ни была, говорить о ней так в присутствии Темре не стоило. Пусть она больше ему не жена, какие-то непонятные для родни отношения между ними сохранились, и она до сих пор его женщина, поэтому молчок о ней, разве что Темре сам на нее пожалуется – вот тогда можно будет обругать ее из солидарности, в порядке сочувствия. Или же как угодно ее костери, пока Темре нет рядом, тоже не заказано. Но в глаза мужчине такое высказать – это не по обычаю, это значит нарваться. Йуджуле бестолочь и впрямь скорбный разумом.
