Темре уже понял, что глаз в этом доме хоть отбавляй: возможно, Ноглана преследует навязчивое ощущение, что за ним наблюдают, либо же ему мучительно хочется – или, наоборот, до смерти не хочется – посмотреть кому-то в глаза… Наваждения нередко отражают состояние души того, кто стал причиной их материализации.
Выстрелить он не успел, поскольку перстень не был готов к бою. Морок с тускло-белым, как лежалый снег, лицом Роани уставился на него диковато и испуганно всеми своими очами, а в следующее мгновение кинулся за угол. Темре заметил, что поперек бледного горла запеклась длинная темно-красная царапина, а мочки ушей оттягивают, покачиваясь, тяжелые рубиновые серьги.
Сориентировавшись по звуку, он двинулся в ту сторону, где затих цокот. Не дом, а питомник ужасов… Не за один же день все это здесь появилось!
Недавняя «фаза спокойствия», на битый месяц оставившая Темре без работы, обеспечила временное затишье, но мороки, воплотившиеся до ее наступления, при этом никуда не делись.
Наваждение, торопливо уцокавшее по коридору в глубь дома, явно возникло не вчера. Плотность как у обычного материального объекта. Уязвимых точек Темре не заметил. Разделаться с таким противником будет не проще, чем с летающей рыбиной, разница в габаритах не имеет особого значения. Пусть это существо величиной не с корабль, а с человека, запас прочности у него наверняка не меньший, чем у той гигантской твари, выплывшей средь бела дня из легенд и рыбацких страшилок.
Еще и лицо Роани. И темно-красная линия, перечеркнувшая горло. Есть о чем призадуматься.
Пищей ее обеспечивает Нолган. Эмоций парня морчанке на прокорм должно хватать с лихвой, даже охотиться незачем.
Псевдо-Роани сбежала на второй этаж. Туда вела лестница, застланная ковровой дорожкой. Поднимаясь, Темре услышал наверху шорох, скрип двери. В кольце уже накопился новый заряд, и он держал сжатый кулак на уровне груди, чтобы сразу выстрелить, едва цель появится в поле зрения.
Когда он ступил на верхнюю площадку, одна из дверей распахнулась, и навстречу нетвердо шагнул Нолган Аргайфо. Настоящий, хотя вид у него был такой, что недолго перепутать с мороком.
Опухшее изможденное лицо завзятого любителя креймы, под глазами набрякли мешки. Волнистые светлые волосы, восхищавшие девиц, допущенных в богемную компанию Сой – «как у принца!» – свисали сосульками, словно их несколько лет не мыли. На нем была бархатная пурпурная пижама с артистически распахнутым воротом и домашние шаровары черного шелка, то и другое замызгано, в присохших остатках то ли не донесенной до рта пищи, то ли рвоты.
