Александр посмотрел на ружьё, потом на Олесю и покачал головой.
– Утопила бы ты ружьецо где-нибудь, не ровен час – немцы придут. За него ведь и расстрелять могут.
– Это за старый дробовик?
– За него, милая.
– Я тебе не «милая», получше кого-нибудь найду.
– К слову пришлось, прости, если обидел.
– Давай рану посмотрю.
– Чего её смотреть, только подсыхать начала.
– Если гноиться начнёт, да антонов огонь приключится, умрёшь ведь. Нет сейчас докторов и больниц.
– Тогда смотри.
Олеся принесла из избы чистые тряпицы и кастрюлю с тёплой водой. Она умело отмочила водичкой заскорузлую повязку и сняла её. Осмотрев рану, заметила:
– Врун! Никакая это не колючая проволока! Видела я уже раны, даже перевязывала, когда наши отступали. Это сквозное пулевое ранение.
– Надо же! – деланно удивился Саша. – А я думал – проволока.
Девушка внимательно посмотрела в глаза Александру и промолчала. Она промыла рану водой, приложила сухой мох, как ещё наши деды в старину делали, и перевязала чистой тряпочкой.
– Где рубашка твоя?
– Сушится.
Олеся подошла к верёвке, на которой сушились штаны и рубашка. Брюки только осмотрела, а рубашку тут же сорвала с верёвки.
– Кровь на ней, и рукав рваный. Выкинуть надо!
– Нет, лучше в печке сожги, чтобы следов не осталось.
Олеся усмехнулась, но перечить не стала и ушла в избу. А вернувшись, повесила на верёвку сухую и чистую рубашку.
– Этак, пока отец вернётся, у него одежды не останется.
– Почему одежда сырая? Дождя вроде не было, – Олеся испытующе смотрела Саше в глаза.
– По ручью шёл, собак со следа сбивал, – вынужден был признаться Саша.
– Так за тобой немцы гнались?
– Именно.
– И где же они?
– Я быстрее бежал, – пошутил Саша.
– Ты чего-то не договариваешь!
– Что ты ко мне пристала как банный лист? Ты что, следователем работаешь? – Саша едва удержался, чтобы не добавить «в НКВД».
– Ладно, не хочешь – не говори. Всё равно сама всё узнаю. Вставай, снедать будем.
– О, хорошее дело! А то – ружьё сразу на меня. Да «где был, что делал»? Как сварливая жена…
– А ты женат?
– Нет, если тебе это интересно. И детей у меня пока нет.
Если молча. Саша уплетал за обе щёки суп с клёцками, потом – картофельные оладьи. Всё с пылу, с жару, вкусное. Эх, сейчас бы мясца кусочек да стопку водочки!
Подхарчившись, он почувствовал, как неудержимо потянуло в сон. И то сказать, за последние трое суток он едва ли десять часов спал, а уж пешком отмахал! Веки закрывались сами собой.
Глядя на Сашу, Олеся почувствовала к нему жалость и какое-то необъяснимое пока доверие. Заметив, что он клюёт носом, она сказала:
