— Время придет — догонишь, — подбодрила я.
Она еще какое-то время потрепетала, потом затихла, и мы обе уснули.
Во второй раз нас разбудило солнышко. Маме стало гораздо лучше, и мне тоже при свете дня представилось, будто все кончится как нельзя лучше.
Мама собралась в дорогу не хуже Терри. Даже кукурузные пышки с собой прихватила и выдала каждому из нас по две, а запивали мы водой из термоса, который взял с собой Терри. Такого отличного кукурузного хлеба я в жизни не едала, и вода показалась слаще всей воды, что я пила прежде. Мама — я заметила — проглотила капельку воды, а есть и вовсе не стала.
Мы отвязали плот, столкнули его обратно в реку и продолжили путь. Течение весело несло нас, река не петляла, мы без забот неслись себе вперед, даже делать ничего не приходилось, покуда плот не прибивался к левому или правому берегу, а тогда мы с силой отталкивались на стремнину, где течение вновь подхватывало нас и быстро несло вперед. Но благо течение было сильное, а плот крепкий, накренялся или цеплялся за берег он редко, а так мы все больше держались середины и чувствовали себя преотлично. Движение почти и не чувствовалось, я могла бы и забыть о том, что я на плоту, если б не видела, как мимо нас мелькают деревья, меняется ландшафт берега.
Примерно в тот час, когда брюхо начало забывать про кукурузный хлеб, а солнце поднялось над головой и стало основательно припекать, мы услышали пение. Голоса были громкие и красивые и звучали слаженно, в унисон.
— Словно ангелы спустились с небес, — восхитился Терри.
— Или мужчины поют, — скептически заметила Джинкс.
Ангелы или мужчины, пели они здорово, песня так и танцевала над водой. Чем ближе мы подплывали, тем внятнее становилась мелодия, и наконец мы подобрались так близко, что увидели, откуда доносится пение: группа белых собралась на берегу, одни у самой воды, другие повыше, на травянистом холме, верхушка которого золотилась под лучами солнца. Большинство собравшихся оделось по-парадному — во всяком случае, так, как это понимают в Восточном Техасе, — а у воды стоял босоногий мужчина в черных штанах и белой рубашке с закатанными рукавами. Он размахивал большой книгой в черном переплете. Другой, одетый примерно так же, стоял рядом с ним, повесив голову, как нашкодивший пес.
Только на самом деле этот второй ни в чем не провинился и его не ругали. Я сообразила, что к чему, когда вспомнила, что нынче воскресенье. Я малость сбилась со счета дней и дат, но как раз это зрелище у нас перед глазами мне и напомнило. Это были баптисты-перекрещенцы, и занимались они обычным своим делом — крестились. Я поняла, потому что мне уже доводилось видеть такое. Меня в свое время тоже окунули, только я была маленькая и почти все забыла.
