— Вперед, бандюги, вперед!
День давно померк. Блеклые полосы северного сияния забегали по небу, и сквозь них слабо просвечивали зимние звезды. А Петька все мчался и мчался по тундре. Он кричал на белых куропаток, чуть не вытянул по спине удиравшего зайца. Видя такое дело, звезды подымались чуточку повыше, чтоб Петька не задел их ненароком, не сшиб своим длинным хореем.
Вот и лес, и два чума на полянке, и лай собак. Здесь первая бригада их колхоза.
Из крайнего чума вышел человек, посмотрел на него и скрылся за кожаным пологом. Петька подъехал к чуму, привязал оленей. Стряхнул с себя снег. Постоял немного, посмотрел на зеленоватое сияние над тундрой. Потом зажмурил глаза и открыл их. Подошел к чуму, но войти не решался, медлил и молчал. Затем махнул рукой, резко откинул у входа шкуру и шагнул внутрь.
После блеска снегов и ветра в чуме показалось темно и жарко. Но скоро глаза привыкли, и Петька увидел чайник на железной печке — ага, уже поставили! — и хозяйку с шитьем в руках. Хозяйка шьет и медленно покачивает ногой ребенка в люльке, обтянутой кожей. Ребенок то кричит, то замолкает…
Хозяин, дядя Степан, вырезает на моржовой кости фигурку оленя — Петька различает тонкие веточки закинутых в беге рогов. Во все глаза смотрят на приезжего детишки, и глаза у них от этого, как у совят, круглые и неподвижные, и в них отражаются огоньки упавшей из печки хворостины. Да это и ясно: не так уж часто заезжают в чум новые люди.
Хозяйская дочка Марина на корточках сидит у столика и режет на куски оленье мясо. Черные косички ее с белыми бантиками аккуратно заплетены. Глаз не видно: она боится порезать пальцы, смотрит на мясо и бросает куски в кастрюлю с водой. Видна только щеточка черных-черных, точно нечаянно закоптила их над лампой, ресниц. Повернулась боком, моя в кастрюле мясо, и ее пимы, отороченные поверху песцовым мехом и расшитые синими и желтыми сукнами, вспыхивают в отблесках огня.
Этим летом, кончив в поселке семилетку, она приехала в отцовский чум.
Петька — еще мальчишка, и никто не обращает на него внимания. Все заняты своим делом.
Поспевает чайник, кипяток выплескивается из-под крышки, и капли шумно разбегаются по раскаленному железу.
— Садись, чай пить будем, — говорит дядя Степан.
Они пьют чай.
— Как пастьба? — баском спрашивает Петька.
— Ничего, — говорит Степан. — Скоро кончится. Вчера новый участок разведал. Перегонять стадо будем.
— Ясно, — отвечает Петька и оглядывается по сторонам. Ну что бы, что бы еще такое спросить у Степана?
