Смотрю, генерал так приободрился, смотрит уже ласково, даже очки снял, чтоб меня лучше видеть.
Я продолжаю нести свою пургу:
— Представляете, начал читать — не могу оторваться. Такая полезная книга!
Понимаю, что делаю, но деваться мне некуда уже было — один на один я там был со всей этой сранью штабной. Пришлось вот так прогнуться, да. Сейчас вспоминаю, скулы сводит от отвращения, но что делать-то было?
Продолжаю свои речи:
— В этом руководстве учтены все ошибки за предыдущие годы, много нового материала. Представляю, сколько тут вложено вашего труда — и летного, и научного.
Потом я иссяк — словарный запас закончился. А генерал, смотрю, подобрел, начал даже оправдываться:
— Ты извини, майор, у меня Су-25 на консервации стоят. Последние слушатели были из КНДР, они уже закончили учебу. На Су-24 (бомбардировщики) пойдешь?
— Пойду.
— Только там надо будет чуть подождать: Яцук, комэска, уходит.
Что интересно, та должность, за которую столько нервов было истреплено, прошла мимо — не будут же они ради одного выпускника академии снимать с консервации Су-25. Руководство училища приняло решение переучивать личный состав на Л-39, но пока летчики были отправлены в коллективный отпуск.
Мне, конечно, очень не хотелось возвращаться в кабину учебного самолета Л-39, и генерал тоже это понимал:
— Тебе, такому опытному летчику, на Л-39 летать будет странно. Давай так сделаем: ты несколько месяцев с ними полетаешь и пойдешь на бомбардировщики Су-24, — предлагает он.
Я кое-что вспомнил, озвучиваю генералу свой вариант:
— Разрешите предложить, товарищ генерал? Тут Попов, приморско-ахтарский полк (960-й штурмовой авиаполк, входящий в состав 1-й гвардейской смешанной авиадивизии 4-й армии ВВС и ПВО), у них полоса на ремонте, они летали в Краснодаре. Можно я у него начну летать, у него ведь Су-25. К этому полку меня можно приписать?
— Гм. Ну давай, конечно, — позвонил куда-то, тут же решил вопрос. Потом позвонил в полк: — К тебе завтра придет майор Кошкин, он у нас комэска. Оформляй его так, чтоб он у тебя пока начал летать на Л-39.
На этом мое представление начальству закончилось, и я ушел. Перед полетами надо было проделать формальности — летчикам положено делать два прыжка с парашютом в год, а я в академии не прыгал. Поэтому меня с вертолета бросили два раза, потом я сдал наземную часть и через два дня начал летать. Правда, поначалу тоже без недоразумений не обошлось.
Одного меня не отпустили в воздух — и это правильно, мало ли кто прибыл казенную технику ломать. Со мной для контроля в учебный самолет сел заместитель командира полка.
