Один из полковников недовольно на меня долго щурится, потом гневно спрашивает:
— Майор Кошкин, почему отказываетесь ехать в Кобрино? Это же такое место хорошее, под Брестом, не глухомань какая-нибудь. Служи да радуйся!
Я ему прямо отвечаю:
— Товарищ полковник, располагаю информацией, что 26-я воздушная армия расформировывается. Куда вы меня посылаете?
— Много ты знаешь, майор. Куда тебя родина пошлет, туда и поедешь.
— Это, товарищ полковник, смотря на какую родину ехать. Белоруссия вроде как другая страна, я ей на верность не присягал.
— Майор, ты что так много на себя берешь? Ты думаешь, если Руцкой за тебя хлопотал, тебе это поможет?
У меня были свои источники, я знал, что Руцкой не этим полковникам звонил, а начальнику Генерального штаба Колесникову. Но конкретный вопрос все равно решали эти мелкие сошки — лично начальник Генштаба не будет заниматься такой ерундой, как распределение майора ВВС.
Я так понял ситуацию, что эти полковники не знали, что мы с Александром Владимировичем вместе в Афганистане воевали, что я его воспитанник, думали, случайный знакомый, один раз дозвонился до Руцкого, больше не получится.
Слово за слово пошло, я им начал резче отвечать, потом прямо сказал:
— Я не поеду в Кобрино.
— Тогда поедешь на Дальний Восток.
— И на Дальний Восток не поеду. У меня есть право выбора. Я поеду в Краснодар — там есть место комэски. И его не могут занять, пока не распределят слушателей академии.
— Да видели мы твоего Руцкого на…
— Товарищ полковник, вы за свои слова-то отвечаете? Разбрасываетесь сильно.
— Не твое дело, майор. Посмотрим, куда ты поедешь.
Я вышел из штаба в глубоком изумлении и в тот же вечер поехал в Москву.
Руцкого не было на месте. Я очень долго ждал в приемной. Уехал. Утром до него дозвонился.
— Александр Владимирович, вас на хер послали, — говорю.
— Шо?!
— Два полковника вас на хер послали. Говорят, что не будут выполнять ваши распоряжения и что вертели вас на этом самом.
Он орет от возмущения, даже не разобрать, что именно. Потом услышал:
— Как у них фамилии?!
— Один полковник такой-то, а второго не помню.
— Ладно!
А я пошел на финальные занятия в академию, хотя особого смысла в этих занятиях уже не видел. Была у меня уверенность, что после такого скандала придется увольняться, потому что ссора с кадровиками ГУКа — это для военной карьеры любого офицера верная гибель.
Целый день ходил как зомби, на обед не пошел, лег спать, чтобы хоть так унять тяжелые мысли. И вдруг слышу шум в коридоре общежития, вроде как ломятся ко мне в комнату. Смотрю на часы — 23.00. Открываю — там начальник курса Козенко стоит, весь такой растрепанный, дышит тяжело, как после марш-броска с полной выкладкой.
