До последней минуты она надеялась, что судья спасет Льюиса. И это было вполне в его силах. Сходя с ума от ярости на старика, она тискала и целовала свое дитя, а девочка лишь изумленно хлопала круглыми глазенками.
Сама того не зная, девочка потеряла отца. Ей всю жизнь говорили, что папа умер давным-давно.
Женщина грубая, необразованная, пустая и жестокая, наподобие миссис Карвелл, не может отчетливо разбираться в своих мыслях и чувствах; но сейчас, заливаясь слезами, мать осыпала себя укорами. Ей стало страшно перед собственным ребенком.
Однако миссис Карвелл жила не чувствами, а скорее мясом да пудингом. Успокоив себя чашечкой пунша, она не стала предаваться чересчур долгим сожалениям. Вульгарная материалистка, она твердо стояла на земле обеими ногами и неспособна была долго горевать о невосполнимой утрате.
Вскоре судья Харботтл вернулся в Лондон. Кроме подагры, нечестивый эпикуреец не знал иных поводов для дурного расположения духа. Смехом, лестью и угрозами он быстро развеял слабые угрызения совести молодой женщины, и вскоре она перестала вспоминать о Льюисе Пайнвеке. Судья втайне посмеивался, поздравляя себя с тем, как ловко ему удалось избавиться от назойливого мужа, который со временем мог бы стать невыносимым.
Вскоре после возвращения старому судье выпало вести в Олд-Бейли судебные процессы по ряду уголовных дел. Едва мистер Харботтл обратился к присяжным с обвинительной речью по делу о фальшивомонетничестве, обрушив на голову подсудимого громы и молнии, приправленные, по его обыкновению, едкими остротами и циничными насмешками, как вдруг замер на полуслове и в молчании застыл на месте. Вместо того чтобы смотрел на скамью присяжных, велеречивый судья уставился, разинув рот, на какого-то человека в толпе.
Среди простого люда, выстроившегося вдоль стен, высилась рослая фигура худощавого человека в потрепанном черном костюме с тонким смуглым лицом. Он протянул судебному глашатаю письмо и лишь потом поймал на себе пристальный взгляд судьи.
Судья в изумлении узнал Льюиса Пайнвека. На тонких губах играла прежняя неуловимая усмешка; казалось, он не замечает всеобщего внимания. Пайнвек приподнял выбритый до синевы подбородок и крючковатыми пальцами поправил шейный платок, медленно поведя головой из стороны в сторону так, что судья отчетливо заметил на его шее вздувшуюся багровую полосу – след от веревки.
Вначале человек этот вместе с другими стоял на ступеньках, откуда ему было лучше видно заседание суда. Потом он спустим вниз, и судья потерял его из виду.
