Выходит, Гошина мама жила в каком-то совсем другом мире. Вот, например, в нынешней школе носить сережки — это страшное преступление. А в центровой школе, где Ника училась до смерти родителей, Аннабель запросто ходила не то что с пятью сережками, но вообще — объявляла себя смертницей. Это, конечно, было страшно круто — а теперь выходит: если сравнить Аннабель с Гошиной мамой, то… в общем, даже говорить не о чем!
Ника видела Гошину маму всего пару раз — и даже толком не помнит, как она выглядит. Разве что запомнила прическу «конский хвост», ничего особенного, многие взрослые прихватывают волосы резинкой.
То ли дело Аннабель — куртка с молниями, серьги в ушах! Ника даже боялась к ней подойти, такая она была крутая.
А теперь выходит — надо было с Гошиной мамой поговорить. Про Границу, про мертвых. Про маму и папу.
— Как же тогда война? — говорит Марина. — Все было зря, что ли? Надо было позволить мертвым нас завоевать и отменить Границу?
— Да, об этом там тоже написано, — вспоминает Лева, — после Проведения Границы по обе ее стороны установилась жестокая система подавления. В результате у мертвых к власти стали приходить такие, как отец Майка…
— …а у нас — такие, как Рыба, — смеется Ника.
— Примерно так, — кивает Лева, — короче, если снова сделать Границу прозрачной, то в течение нескольких лет оба мира изменятся и снова установится равновесие и гармония.
— По правде сказать, — говорит Марина, — меня несколько пугает такая перспектива. Мне кажется, с Границей жизнь как-то безопасней…
— А что граница? — говорит Лева. — Мой папа говорит, что для науки нет границ, она одна и та же, что тут, что в Заграничье.
— Так то для науки, — отвечает Марина.
— Ладно, хватит спорить, — подает голос молчавший до того Гоша, — в любом случае у них ничего не вышло. Граница как была, так и осталась. И лично я не собираюсь ее разрушать прямо сейчас: я бы сначала нашел маму, а потом уже разбирался с Границей и этими бифуркационными точками.
— Без бифуркационных точек нам не обойтись, — говорит Лева, — твоя мама должна быть где-то там, в этих областях нестабильности. Неудивительно, что ее не могут засечь ни живые, ни мертвые. Туда, наверное, вообще никакой сигнал не проходит.
— И что мы будем делать? — спрашивает Ника.
— Поедем на Белое море, — говорит Марина, — искать эти бифуркационные точки. Вместе с Зиночкой и ДэДэ.
И она корчит недовольную рожу. Лева смеется.
— Ну поедем мы на Белое море… даже если мы найдем эти самые точки — у нас же нет ни оборудования, ни опыта, — говорит Ника, — мы даже не понимаем, как мы можем проходить Границу в тех местах, где может быть Гошина мама.
