— Ни фига себе, — пробормотала она, а потом взвизгнула и бросилась меня обнимать.
Сообразив, что я не обняла ее в ответ, она выпустила меня из объятий и сделала шаг назад.
— Дай угадаю, — сказала она. — Тебя это совершенно не радует.
Я покачала головой.
— Мы это видели совершенно иначе.
И я все ей объяснила. Я рассказала о своем плане, о наших долгах, об интернатуре Николаса и о художественном колледже. Я говорила, пока мне не почудилось, что я говорю на иностранном языке и сама не понимаю произносимых фраз, а слова подобно камням не начали падать на землю.
Марвела ласково улыбнулась.
— Послушай, подруга, — заговорила она. — Где ты видела, чтобы все происходило по плану? Жизнь невозможно запланировать, ее можно только прожить. — Одной рукой она обхватила меня за плечи. — Если бы последние десять лет моей жизни прошли по моему плану, я бы сейчас лопала конфеты, выращивала розы и жила в огромном, как грех, особняке вместе с красавцем мужем. — Она замолчала, глядя в окно и, судя по всему, в свое прошлое. — Пейдж, девочка моя, — сказала она наконец, — если бы мне удалось осуществить мой грандиозный план, то я жила бы твоей жизнью.
***
Я долго сидела на крыльце, не обращая внимания на соседей, искоса посматривающих на меня с тротуаров или из окон автомобилей. Я знала, что из меня не выйдет хорошей матери. У меня был только отец, а матерей я видела в основном по телевизору.
Машина Николаса подъехала к дому несколько часов спустя. К этому времени я погрузилась в размышления о том, что не знаю многого из того, что необходимо знать, чтобы родить ребенка. Я ничего не смогу сообщить доктору Тэйер о здоровье своей мамы. Я не знала подробностей ее родов. И я не смогу рассказать Николасу о том, что я уже ожидала ребенка, и о том, что, прежде чем достаться ему, я принадлежала другому мужчине.
Николас вынырнул из машины и выпрямился, приготовившись к отражению атаки. Но подойдя поближе, он увидел, что я уже не способна ни на кого нападать. Я прислонилась к колонне и смотрела на остановившегося передо мной мужа. Он показался мне невообразимо высоким.
— Я беременна, — сказала я и залилась слезами.
Он улыбнулся, а затем наклонился и, подняв меня на руки, вошел в дом. Он закружил меня по гостиной.
— Пейдж, — воскликнул он, — это же прекрасно! Это так прекрасно! — Он опустил меня на телесного цвета диван и отвел волосы с моего лица. — Эй! Не волнуйся о деньгах.
Я не знала, как сказать ему, что я ни о чем не волнуюсь, что мне просто страшно. Я боялась того, что не знаю, как держать ребенка. Боялась, что не смогу полюбить свое собственное дитя. Больше всего я боялась того, что обречена на поражение задолго до начала сражения. Что, если поведение моей мамы окажется наследственным и однажды я соберу вещи и просто исчезну с лица земли?
