Уже много лет Николас измерял время своей, особой шкалой. Месяцы и дни не имели вообще никакого значения. Часы были необходимы для записей в истории болезни. Жизнь Николаса протекала своего рода блоками — местами, где он проводил время, и медицинскими специальностями, заполнявшими его мозг множеством фактов. Учась в Гарварде, он измерял семестры дисциплинами: гистология, нейрофизиология, анатомия, патология. Последние два года практики в больнице слились воедино. Его практика началась в отделении общей терапии, после чего последовал месяц психиатрии, два месяца общей хирургии, месяц радиологии, три месяца акушерства, гинекологии и педиатрии и так далее. В круговороте специальностей и больниц он на какое-то время напрочь забыл о существовании времен года.
Он остановил свой выбор на кардиохирургии, что означало длинный и сложный путь. Впрочем, ему повезло, и он сразу попал в свою любимую больницу — Масс-Дженерал. Это было огромное, безликое и несколько хаотичное заведение. Тем не менее в кардиологическом отделении трудились блестящие врачи, как мужчины, так и женщины. Они были самоуверенны и импульсивны, носили белоснежные халаты и отлично знали свое дело. Николасу все это очень импонировало. Еще на первом году интернатуры он наблюдал за неспешным ритмом общей хирургии, с нетерпением ожидая возвращения в кардиологическое отделение, чтобы получить возможность благоговейно следить за каждым движением Алистера Фогерти, выполняющего операции на открытом сердце. Он выстаивал по шесть часов кряду, слушая тонкий звон хирургических инструментов и шуршание собственного дыхания под голубой маской. Он не переставал изумляться тому, как врачи переводят жизнь пациента в режим ожидания, а затем вновь ее запускают.
— Николас!
При звуке своего имени он обернулся и увидел Ким Уэстин, хорошенькую женщину, с которой они вместе учились в Гарварде. Теперь она уже третий год специализировалась в общей терапии.
— Как поживаешь, Николас?
Она подошла ближе и, взяв его под локоть, буквально потащила по коридору.
— Слушай, — обрадовался Николас. — У тебя, случайно, нет чего-нибудь съедобного?
Ким покачала головой.
— Нет. И вообще мне пора бежать на пятый этаж. Но я хотела с тобой поговорить. Серена вернулась.
Серена была их общей пациенткой в последний год в Гарварде. Ей было тридцать девять лет, она была чернокожей, и у нее был СПИД. Тогда, четыре года назад, это еще был относительно редкий диагноз. В течение последующих лет она регулярно ложилась в больницу, но Ким, специализируясь в общей терапии, общалась с ней чаще, чем Николас. Николас не стал спрашивать у Ким, в каком состоянии поступила Серена на этот раз.
