Я пытаюсь сесть, но леопард рычит и вонзает в меня когти.
— Что с ней? — спрашивает папа. — Джейн, помоги ей. Что с ней?
Мама кладет мне на лоб холодные полотенца, но совершенно не замечает этого чудовища.
— Неужели ты его не видишь? — спрашиваю я, но из горла вырывается только шепот.
Я захлебываюсь. Начинаю кашлять и отхаркиваю мокроту, еще и еще. Папа вкладывает мне в ладонь салфетку. Мама плачет. Никто из них не понимает, что, как только леопард спрыгнет, со мной все будет в порядке.
— Мы поедем домой, — говорит отец. — Мы скоро уедем отсюда.
Одежда отца совсем не подходит для этой фермы — его вообще тут быть не должно. Я ищу мамино лицо, чтобы получить ответ.
— Оливер, оставь нас на минутку.
— Мы должны пережить это вместе, — настаивает отец.
Мама кладет руку ему на плечо — круто смотрится, как орхидея на сеновале.
— Пожалуйста.
Сеновал.
— Признайтесь… — Я пытаюсь сесть. — Хадли умер?
Мама с папой переглядываются, и отец молча выходит из комнаты.
— Да, — отвечает мама. Ее глаза наполняются слезами. — Ребекка, мне очень жаль. — Она ложится на стеганное сердечками одеяло. Прячет лицо у меня на животе, на груди у этого леопарда. — Мне очень жаль. — Животное встает, потягивается и исчезает.
Удивительно, что я не плачу.
— Расскажи мне все, что знаешь.
Мама поднимает лицо, пораженная моей храбростью. Она говорит, что Хадли упал и сломал шею. Врачи сказали, что он умер мгновенно. Это произошло три дня назад — слишком долго тело не могли извлечь из узкого ущелья.
— И что я делала эти три дня? — шепчу я. Ответа я не нахожу, поэтому смущаюсь.
— У тебя воспаление легких, ты почти все время спала… Ты сбежала, помчалась за Хадли, и тут приехал твой отец. Он настоял на том, чтобы поехать с Сэмом тебя искать… — Она отводит глаза. — Он не хотел, чтобы Сэм оставался здесь, со мной.
«Значит, он знает», — думаю я. Интересно!
— А что он имел в виду, когда говорил: «Мы поедем домой»?
Мама кладет мне руку на голову.
— Назад в Калифорнию. А ты что подумала?
Я что-то упускаю.
— А здесь мы что делаем?
— Не стоит сейчас об этом. Тебе нужно отдохнуть.
Я поднимаю одеяло, и меня тошнит. Все ноги у меня в синяках и ссадинах. И обмотаны пожелтевшими бинтами. На груди — засохшая кровь на глубоких царапинах.
— Когда Хадли упал, ты попыталась спуститься за ним, — объясняет мама. — Сэм оттащил тебя от края, и ты принялась царапать себя. Ты не прекращала раздирать себя, сколько бы успокоительных тебе ни кололи. Тебя было не остановить. — Она снова начинает плакать. — Ты твердила, что хочешь вырвать свое сердце.
