— Уже лежит секира при корне дерев! — кричали они. — Так всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь!
Но в огонь бросали отнюдь не только деревья. Туда же были отправлены многие богачи, и жены их, и любовницы их, и дети их — как законнорожденные, так и прочие.
— Блажен, — пели горцы, — кто возьмет и разобьет младенцев ваших о камень. — И если мерить именно этой меркой, то многие горцы и впрямь были блаженны донельзя.
Они подошли к городу, расположенному в чистом поле. Ворота, конечно же, были закрыты. Стены города были в пять или шесть раз выше роста человека. С этих стен защитники города наблюдали за разношерствной оравой плохо вооруженных людей, сдуру вообразивших, что они способны тягаться с воинами величайшей державы в мире. Некоторые из защитников смеялись. Да почему бы и нет? Стены города были не только высоки, но и широки. А у горцев даже не было осадной башни. Ну да, осадные башни бывают только у цивилизованных армий — а не у этих заросших, немытых и обрезанных варваров.
Вождь повстанцев — или же Сын Божий, как называли его в своем безумии и заносчивости некоторые из его приверженцев — обратился к защитникам:
— Не судите, да не судимы будете.
Впрочем, мало кто из них его понял. Он говорил только на гортанном местном наречии, а цивилизованные языки — языки Запада — были ему неведомы. И если он не мог говорить по-человечески, то какова же была цена его словам? Даже те немногие, кто мог понять этот бесполезный жаргон, лишь рассмеялись в ответ.
Некоторые из повстанцев пришли в ярость и попытались пробиться сквозь хмурые стены. Защитники сразили их своим оружием. Да, смелости нападавшим было не занимать. Собственно, они были только рады отдать жизнь для вящей славы Отца своего предводителя. Но одной храбрости для победы мало — даже когда речь идет о самых смелых людях в мире. Храбрость не помогла повстанцам даже взобраться на стену.
Вождь отозвал их назад.
— Не мир принес я, но меч, — сказал он им, и действительно достал свой меч, и взмахнул им. — Кто не со мною, тот против меня. Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего. Приимите всеоружие Божие, дабы вы могли устоять против них в день злый.
— Как мы заберемся наверх? — закричали они.
— Многие первые будут последними, и последние первыми, — ответил он, и добавил: — Узок путь, и немногие находят его. — И он собрал двенадцать своих главных советников, и они говорили до самого захода солнца.
