Но Солженицын привык получать то, что щедро давала ему его страна: повышенную Сталинскую стипендию, бесплатное образование, воинские звания… Почему бы и еще раз не попытаться использовать ее великодушие? Он успешно сможет сыграть перед судом роль кающегося грешника. (Не зря ведь он изучал театральное искусство!) У него хватит артистических способностей, чтобы донести слово до «зрителя», а в случае надобности пустить в ход лесть, подхалимство с целью добиться минимального срока.
И это Солженицыну удается. За доказанную преступную деятельность в военное время, которая действительно в любом государстве карается смертной казнью, он получил лишь 8 лет заключения. А благородный, правдивый Кока Виткевич — 10 лет. Меня это поразило, когда я об этом узнал. Я задавал многочисленные вопросы представителям советского правосудия. Но… кто может отличить мастерскую игру от действительных показаний грешника?
Однако есть обстоятельство, которое доказывает точную работу советских следственных органов: никто — ни Решетовская, ни Власов, ни Лидия Ежерец, ни Кирилл Семенович Симонян, на которых донес Солженицын, — не был арестован и даже не был подвергнут допросам в 1945 году. В тюрьму угодили только Солженицын и Виткевич.
Восемь лет заключения! Не много ли? Нет. Не надо забывать: каждая секунда на фронте таит в себе смертельную опасность. А в тюрьме в ту пору, когда фашисты и мыслить не могли о налетах дальней авиации, Солженицын чувствовал себя поистине как у Христа за пазухой. Вдобавок он был твердо убежден, что за победой последует амнистия.
Но «великий калькулятор» единственный раз в своей жизни просчитался. Советское правительство рассудило, что победа, купленная ценой жизни двадцати четырех миллионов погибших и замученных, принадлежит только честным. Мудрое, суровое и справедливое решение!
В целом жизнь подтвердила, что профессор Симонян в своем анализе оказался прав. Вот еще одно, пусть косвенное, доказательство. Возвратившись из заключения, Солженицын будет испытывать перед Симоняном болезненный страх. Он не осмелится показаться ему на глаза. Чувство страха было столь велико, что назвать фамилию Симоняна он побоялся. А как известно, Солженицын в своих книгах любит ставить под удар своих бывших друзей, называя их подлинные имена. Он попытается бросить в него камень в книге «Архипелаг ГУЛаг», но имени его не назовет. К. Симонян там фигурирует как «один наш школьный приятель»…
Итак, картина, которую нам преподносят Наталия Алексеевна Решетовская и сам Солженицын, несколько иная. Илья Соломин хорошо знал, для чего он просматривал вещи своего командира. Только два человека в этой сцене почти ни о чем не догадывались: майор и капитан контрразведки. Они даже не подозревали, что конвоируют человека, который — как бы невероятно это ни казалось —
