Выходя перед своей единственной в тот день скачкой на смотровой круг, я видел, как он поплелся к стоянке машин. И меня охватил внезапный приступ раздражения против него. Ну почему он не может хоть чуточку сделать вид, что невезение его не трогает, что ему все нипочем? А главное, почему он не оставляет себе времени на непредвиденные случайности в дороге вроде танкового перевозчика или запертого «ягуара»? И какое зловещее совпадение, что это должно было случиться дважды в неделю. На смотровом круге Джеймс Эксминстер представил меня владельцу лошади. Пожилой жеребец, сонно тащившийся по смотровому кругу, был третьей лошадью из конюшен Эксминстера, на которой я должен был скакать. И я уже успел оценить, с каким блеском и совершенством поставлено у него дело. Лошади были отлично обучены и ухожены. Успех и процветание заметны были во всем — в каждой попоне, с ярко вышитыми инициалами, в каждой уздечке самого высшего качества, в каждой перевязке, в каждой щетке или ведре.
В двух предыдущих скачках на этой неделе мне доставались лошади похуже. А Пип Пэнкхерст, как обычно, скакал на лучших. Но в эту среду Пип в скачках с препятствиями участвовать не мог — был слишком тяжел.
— Там, где нужен вес меньше десяти стонов шести фунтов, скачки твои, — весело сказал он мне, узнав, что я скачу на лошадях из той же конюшни. — Хотя клячи, для которых нужен такой вес, вряд ли стоят того, чтобы на них скакать!
В течение целой недели я почти ничего не пил и не ел и умудрился сохранить вес меньше десяти стонов. Стоило потерпеть, чтобы Пип оставался в том же добром настроении, Джеймс Эксминстер сказал:
— До четвертого барьера вам надо держаться в середине. Жеребцу нужен разбег, чтобы набрать полную скорость. Так что расшевелите его на подходе к предпоследнему препятствию. Пусть скачет. Постарайтесь добраться до лидера у последнего барьера и поглядите, что вы сможете выиграть во время прыжка. Этот жеребец — отличный прыгун, хотя ему не хватает скорости на финише. Но идет ровно. Вы уж постарайтесь, выжмите из него все, что удастся.
До этого он не давал мне таких подробных инструкций и впервые коснулся того, что я должен делать на финише. У меня внутри все задрожало от волнения. Наконец-то мне предстояло скакать на лошади, тренер которой не будет поражен, если я выиграю.
Я в точности следовал инструкции. И у последнего барьера, к которому мы подошли вместе с двумя другими лошадьми, я пришпорил своего коня со всей решимостью, на какую был способен. Жеребец ответил стремительным броском, опередив других лошадей в воздухе, и приземлился больше, чем на два корпуса впереди них. Я услышал сзади удары о барьер — другие лошади задели за него — и понадеялся, что они потеряют скорость при приземлении. Мне верно говорили — старый прыгун не мог бежать быстрее. Я выровнял его и направил к финишу, почти не пользуясь хлыстом и сосредоточившись на том, чтобы сидеть неподвижно и не тревожить коня. Он держался храбро и, когда мы проскочили финиш, все еще шел на полкорпуса впереди. Это был прекрасный момент!
