Мельник чувствовал несомненную связь между Колдуном и девочкой. Но причину ее видел в другом. Вместо дочери, ставшей причиной разрушения его мира и колдуна, явившегося движущей силой этого разрушения, он смог увидеть лишь безымянного идола, не имеющего никакой власти. Мельник хотел вернуться — но мир, в который он собирался вернуться, умер.
Иносказательно об этом говорится в диалоге двух жителей деревни:
— Можно убить бога внутри себя. Но это тяжело.
— Почему?
— Свободным станешь. А свобода — это всегда одиночество.
«Мельник убил бога и остался один». Что это значит?
Убить может только бог, пусть и человечьими руками. Так говорят те же герои немного раньше. Получается — мельник убил бога руками бога? Звучит абсурдно, если бы не эпиграф к первой главе:
"…рассказ о самоубийстве бога".
Вот так. Цена свободы — убийство тюремщика. Цена внутренней свободы — …
Третья глава. Колдун — это мертвый писатель на операционном столе. Он покончил жизнь самоубийством и оказался в той же деревушке за серебристой речкой, где и Петрович. Что предстало перед его глазами? Однообразные, механические движения, люди-куклы, люди-автоматы. Лишенные разума и воли, выполняющие уже никому не нужную программу. Непонятный голос в голове, ведущий колдуна вдаль, за реку, к разрушенной мельнице. Почему к мельнице? Разве это не дорога в реальный мир? И только сейчас читатель понимает, или, по крайней мере, чувствует, что за место в лесу создал колдун. Колдун в широкополой шляпе — это писатель. Отречемся от образа самого Боушева в этой книге, это вопрос спорный. Итак, колдун — писатель. Писатель создает книги и героев. Колдун создает лес и мельника с дочкой. Выходит — где находится таинственная мельница и лес, из которого нет выхода? В голове, в памяти, в воображении писателя — выбирайте, что вам ближе. Одним словом, все происходящее в книге происходит в сознании писателя. В сознании автора. Естественно, он знает о том, что мельница в лесу — абсурд. Разумеется, у дочки мельника не было матери. И уж конечно, никакого деревянного бога возле бутафорской мельницы автор обнаружить не может. Вместо него — ангел и бес. Два полюса авторской души. И вместе с ними таинственный голос изнутри. Голос настоящего, внутреннего бога, имя которому уже дано.
Автор, в отличие от выдуманных мертвецов, оказывается способен вспомнить свою смерть. Но ответить на вопрос "зачем?" не в силах.
А в самом деле — зачем?
"Он же убивает себя в каждом новом рассказе. Чем, по-твоему, это все должно было кончиться?"
