Шаазгаз ещё раз зачем-то плюнул к себе под ноги и скрылся за кустами, и Мардохей почувствовал облегчение. Но потом в душе его начала вскипать непонятная обида, злость, но больше всего - страх за Гадассу. Настолько сильный, что он мысленно увидел её, в простом платье, сидящую поджав ноги, возле очага, в углу...
4.
...маленькой кухни.
Гадасса сидела на низкой скамейке в углу маленькой кухни и смотрела, как Мара, жена Мардохея, готовила лепешки из ячменя и как руки её то и дело мелькали в воздухе при свете огня от очага.
На кухне приятно пахло закваской, одна лепешка в большой сковороде с круглой дырочкой посередине уже подрумянивалась, и её сытный, ароматный дух перебивал все остальные запахи в доме.
Гадасса нарочно устроилась в темном углу, где её почти что было не видно, на низкой скамеечке, на которой прежде так любил сидеть маленький Хашшув, и делала вид, что перебирала чеснок - хороший она складывала обратно в мешок, а подпорченный - очищала и бросала в миску, чтобы Мара могла его потом использовать для приготовления какого-нибудь кушания.
Но дело двигалось медленно, очень медленно, потому что Гадасса подолгу даже не притрагивалась к чесноку, а, как завороженная, разглядывала из своего угла Мару - её толстую, покрытую веснушками щеку, освещенную огнем очага, руки, ловкие пальцы - и никак не могла решить для себя один важный вопрос.
Мара, жена Мардохея, никогда не была красавицей, а сейчас не всякий назвал бы её даже просто миловидной женщиной. Красивыми у неё были только густые, рыжие волосы и маленькие, ловкие руки, - вот что неожиданно открыла для себя сейчас Гадасса.
Мало того, Мару можно было назвать рябой из-за веснушек на лице и на руках, а когда она одевалась в жару в легкое платье, на её плечах и спине тоже виднелись неприятные, рыжеватые крапины, как у рябой курицы. Глаза у жены Мардохея были какого-то неопределнного, болотного цвета - то ли карие, то ли зеленые, но совсем невыразительные и маленькие, и нос у Мары нельзя было назвать достоточно прямым, и бледные губы давно уже не способны были вызывать мгновенное желание их целовать, тем более она никогда не имела привычки подводить их края пурпурным карандашом.
Что касается фигуры, то Мара была уже чересчур толстовата для своих лет, и походкой чем-то напоминала неловкого медвежонка, особенно когда выходила из дома на людную улицу или на рынок.
Да, пожалуй, только руки Мары, сейчас обнаженные до плеч и быстро мелькающие в воздухе, на которых маслянисто поблескивали остатки теста, Гадасса все же могла бы назвать красивыми, и особенно - ловкие, длинные пальцы. По вечерам Мара любила играть для детей на маленьких гуслях, а иногда Гадасса слышала, как она играет только для одного Мардохея, и в такие моменты музыка казалась почему-то особенно тоскливой и безнадежной, вызывая слезы.
